Тень убийства - Джон Диксон Карр

– Можно заключить, что наш писатель – пацифист. Теперь возьмите перевод аль-Мулька, практически идентичный, и начните отсюда.

Следуя указующему персту, я поднял лампу. Ветер шелестел в камине, Лондон засыпало снегом, ритмично звучала наивная хроника:

«…со славой вернулся из земли Гут, доблестно взяв много рабов, золота, увенчанный гирляндами цветов. Завидев друга, Низам пришел в ярость, подобно южной обезьяне. В Фивах жила прекрасная женщина, желанная Низаму, но взор ее пал на Уба-Анера, натянувшего боевой лук…»

Мой взгляд быстро скользил дальше:

«…и он вышел, и встал пред Великим Царем и его приближенными. И Низам обвинил его в предательстве Царя и всех военачальников. Когда он предстал перед судом, кто же мог опровергнуть племянника Усер-Маат-Ра? И Уба-Анер был приговорен к смерти. Но Ра услышал молитвы Уба-Анера. Ра разгневался. Вышло так, что в ночь полнолуния, когда Луна наедается и толстеет, Низам шел по улице, именуемой Гиблой…»

Я вскрикнул и взглянул на кивнувшего Банколена.

«…ибо это улица Предателей, полная криков царских недругов. И пока Низам шел, вокруг него змеями мелькали кожаные петли, хотя никто пальцем не шевельнул. И петли взмыли в воздух, и впились в шею Низама, и умертвили его. Поэтому род его проклят вовеки…»

Я протянул листы Банколену и сел в кресло.

– Видите? – спросил он. – Улицу искали в старом Лондоне, а надо было искать в древних Фивах. Иначе мы никогда не отыскали бы Гиблую улицу, даже решив проблему. Или нашли бы ее, не имея понятия, где искать аль-Мулька.

– Но для дела это значения не имеет…

– Напротив! Без этой никчемной истории мы, возможно, никогда не раскрыли бы дело. Аль-Мульк ей поверил. Она вселила в него страх. Допустим, что вас, например, Джек Кетч избрал своей жертвой, посылая по почте посылки, выслеживая и намекая. Ну, вы просто пошли бы в полицию, откровенно рассказав о событиях. Слежка вас, может быть, раздражала бы, но не нагоняла бы леденящего ужаса, который терзал аль-Мулька. Представьте, как он сидел здесь ночами под зеленой лампой! Вообразите чудовищный мрак, объявший его при первом взгляде на этот папирус, где он прочел собственную историю, изложенную с ужасающей точностью, и узнал о проклятии, наложенном на него за четыре тысячи лет до рождения! Видите, как он вопит и рыдает, твердо веря, что его шею захлестнет петля?

– Так оно и вышло, – мрачно вставил я.

Банколен свернул исписанные листы, сунул в книгу и пробормотал:

– Не знаю… Возможно, нынче вечером мы испытаем могущество египетских богов… – Он взял мои часы со столика перед камином. – Почти двенадцать. Грэффин явится с минуты на минуту.

– Вы до сих пор мне не дали подсказки, – напомнил я, – насчет потайных комнат Джека Кетча.

Детектив, скрестив руки, испытующе меня разглядывал.

– До сих пор, Джефф, вы не отличались гениальной сообразительностью. Ладно, подскажу, и посмотрим, как вы распорядитесь подсказкой. Вы согласны, что Джек Кетч в отсутствие аль-Мулька регулярно бывал в его номере, оставляя на письменном столе посылки?

– Да, конечно.

– И что их содержимое довольно специфическое в своем роде? Книги, веревки, деревянные фигурки…

– Не вижу тут ничего специфического. Да, странно, но…

– Замолчите и слушайте. Все это он оставлял на письменном столе. А игрушечные виселицы, стеклянные дуэльные пистолеты, кремационные урны посылал по почте. – Банколен замолчал.

– Ну и что?

– Здесь и кроется разгадка, Джефф.

– В самом деле? – недоверчиво переспросил я.

– Ключ ко всему делу, – широко махнул он рукой. – Наверно, вы в детстве слышали загадку: что общего у книги с веревкой? Что общего у игрушечной виселицы с парой игрушечных пистолетов? Отгадайте, и вы разгадаете загадку Джека Кетча. Дайте ответ, и перед вами откроется истина.

Звонко зазвонил телефон на стене, подавая сигнал, которого ждал Банколен. Я с тяжело заколотившимся сердцем смотрел, как он снял трубку, секунду послушал, бросил:

– Хорошо! – и повесил ее.

Вернулся к камину, возбужденно скрестив руки.

– Ну, Джефф, теперь слушайте указания. Грэффин только что вернулся, обойдя ночные клубы. Очень сильно пьяный, но еще способный передвигаться. Бар внизу закрыт, поэтому, если ему захочется выпить, он поднимется к себе. Внизу, думаю, вряд ли задержится. Он испуган почти до безумия. – Банколен протянул мне с каминной полки пистолет и полицейский свисток. – Положите в карман. Как услышите его шаги в коридоре, выйдите, окликните и под любым предлогом обязательно проводите в апартаменты аль-Мулька. Придя туда, сядьте и заведите беседу. Особых проблем не возникнет: он до того напуган, что обрадуется любой компании, не питая к вам никаких подозрений. Постарайтесь, чтобы он напился до полного одурения, наливайте, пока не лишится рассудка. И пусть остается в таком состоянии в большой комнате. Ясно?

– Да.

– Найдите возможность открыть все оконные шторы. Если это внушит ему подозрение, не старайтесь. Дождитесь, пока он отключится. Подойдите, как будто желаете ему спокойной ночи, махните рукой и двигайтесь к передней двери, словно идете к себе. Как только пройдете неяркую лампу, вас видно не будет. Сядьте в кресло у двери, держитесь как можно тише и ждите. Не шумите. Что бы ни увидели, без крайней необходимости не стреляйте. Не могу предусмотреть все случайности, но, как только вам в каком-нибудь углу покажется Джек Кетч, свистите в свисток. Ясно?

– Ясно.

– Ну, – нерешительно продолжал Банколен, – не стану предупреждать, как опасен Джек Кетч…

Я вытянул руку во всю длину. Грудь сжималась, сердце колотилось, но пальцы совсем не дрожали. Детектив кивнул.

– Ш-ш-ш!

Из коридора донеслись проклятия, кто-то слепо брел по лестнице, спотыкаясь на каждой ступеньке. Голос что-то пропел, забурчал и смолк – может, его обладатель шарахнулся о стену… Банколен быстро бросился к лампе, привернул, оставив единственный крошечный огонек, освещавший просторную комнату.

Нетвердые шаги громче топали по коридору. Грэффин снова запел, бормоча про себя. Взявшись за ручку двери, я оглянулся на Банколена, стоявшего рядом с лампой, приложив к губам палец. Секретарь аль-Мулька с истерической песней шаркал ногами, двигаясь вперед.

Я открыл дверь.

Коридор был хорошо освещен, однако Грэффин все равно пошатнулся, попятился, схватился за стену, чтобы не упасть. Он был в цилиндре, в модном пальто, под которым пенился белый воротник. Лицо до того бледное, что на лбу выступали голубые вены, краснел острый нос, устричные глаза бегали из стороны в сторону.

– Ох! Это вы! – выдохнул он. – А я…

– Простите, если я вас испугал, лейтенант, – извинился я. – Позвольте к вам зайти. Не могу заснуть, читать нечего, может быть, у вас книжка найдется.