Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни - Тереза Браун

Я набираю номер приюта Ирвина, и женщина с приятным голосом мурлычет мне в трубку: «Центр Шейди Оазис». Она говорит медленно и непринужденно, напоминая мне о том, насколько относительно неспешно жили люди на юге Миссури, где я выросла. «Сейчас посмотрим… Ирвина Муни забирают в больницу с… Что ж, тут сказано – боже мой – тут сказано, что у него абсцесс… Ох, как же ему, наверное, больно». Она щелкает языком. «Бедняга. А такой приятный человек». Повисает тишина, и я ловлю себя на том, что киваю головой на ее слова.

– Мы о нем позаботимся, – говорю я ей. – А вы не знаете, случайно, когда его к нам отправят?

– Нет, милая, не знаю. Нам только сказали, что «Скорую» придется подождать, а Ирвин такой терпеливый. Он не против.

– Не могли бы вы позвонить мне, когда он уедет, чтобы я могла прикинуть, когда его ждать?

– Конечно могу. Давайте я запишу ваш номер… – Она обещает обязательно позвонить, и я вешаю трубку, надеясь, что она не забудет.

Ирвин – афроамериканец. Ему под шестьдесят, у него мягкий голос, а еще он страдает шизофренией. Он живет в учреждении, которое сам описывает как самое приятное место, которое он только мог представить для себя в качестве дома. На просторном крыльце стоит кресло-качалка, в котором он сидит, наблюдая за происходящим вокруг, – во всяком случае, если верить его словам. Мне сложно разобрать, какие из воспоминаний Ирвина имели место на самом деле, потому что однажды он поведал мне о разговоре, состоявшемся у него с автоматическим инфузионным насосом. Если верить ему, то первым заговорил аппарат: «Я знаю, что не должен разговаривать с приборами, однако он первый начал». Так что, возможно, никакого кресла-качалки нет и в помине, однако ему приятно представлять, как он в нем сидит.

Пока что лечение Ирвина проходит весьма успешно. Нам удалось добиться ремиссии и не допустить рецидива посредством закрепляющей химиотерапии. Скорее всего, абсцесс стал следствием подавления иммунной системы из-за химиотерапии. Все началось с небольшой царапины – сначала появилось раздражение, потом туда попала инфекция, и вот теперь он нуждается в лечении. Только вот Ирвина некуда будет положить, пока Дороти не уедет, а уборщица хорошенько в ее палате не уберется.

Порой такая текучка утомляет. От потока пациентов напрямую зависит доход больницы. Хотелось бы мне, чтобы мы могли хотя бы иногда сбавить темп, однако этого не произойдет, пока забота о пациентах не станет для больниц таким же прибыльным делом, как проведение анализов и всевозможных процедур.

У меня звонит телефон, и одновременно с этим над дверью в палату Дороти загорается сигнал вызова. Стиснув зубы, я даю себе клятву, что следующим моим шагом будет отдать Дороти ее документы на выписку, даже если мне придется ради этого усесться на свой телефон, чтобы его заглушить, однако сначала я вынуждена взять трубку: «Медицинская онкология. Тереза».

Звонят из аптеки – они хотят узнать, могу ли я начать давать пациенту Ритуксан в ближайшее время, потому что препарат вводится медленно. Они сами готовят для нас препарат, так что время его приема зависит от того, когда они все смешают. «Хорошо. Мне просто нужно сначала дождаться, когда приедет сын пациента, и это будет… – зажав телефон между ухом и плечом, я смотрю на часы, – с минуты на минуту». Уже почти три часа дня.

Поддразнившая меня недавно по поводу Кандас Мур Нора проходит мимо, молча показывая на горящий над дверью в палату Дороти свет. Показав мне пакет крови у себя в руках, она пожимает плечами, словно извиняясь за то, что не может помочь, и идет дальше по коридору. Я же показываю ей конверт с документами на выписку, чтобы дать понять, что у меня все под контролем, и подхожу к двери, продолжая при этом слушать Боба из аптеки.

Правым локтем я открываю дверь в палату Дороти, заканчивая разговор по телефону, и показываю Дороти и ее мужу, что все бумаги у меня с собой. «Хорошо. Да. Я позвоню, как только он прибудет», – подтверждаю я, тыкая на телефоне кнопку отбоя и засовывая его обратно в карман.

Быстро переключившись, приветливо улыбаюсь: она сидит в кровати, уже полностью одетая, в то время как ее муж втиснулся рядом с ней в одно из наших кресел, что похуже. Ее муж меня интригует. Он приходит чуть ли не каждый день, однако почти ничего не говорит, только в отличие от зятя Шейлы, чье молчание, судя по всему, объясняется озлобленным страхом, муж Дороти попросту не из болтливых. Может быть, она болтает за двоих. Он невысокого роста и с большим пузом, и его массивные бедра выступают из-под жестких деревянных подлокотников кресла. Может быть, именно поэтому он такой немногословный. Он не хочет жаловаться и по поводу своего неудобного кресла.

– Простите за задержку. У нас сейчас небольшой аврал, однако я готова, так что давайте отправим вас домой. Сколько вам ехать? – Я намеренно говорю быстро, стараясь заглушить их вероятное раздражение.

– Два часа, – говорит Дороти. – Только вот он… – она показывает на мужа, – ненавидит ехать за рулем в темное время и поэтому хочет, чтобы нас отпустили как можно скорее. – Она переводит взгляд с мужа на меня, и я с облегчением понимаю, что она недовольна скорее им, чем мной, – жалко его, конечно, но так хоть мне не придется извиняться за то, что я посмела пообедать.

– Это вам, – протягиваю я конверт. – И мы можем вместе пройтись по списку, потому что у меня есть свой экземпляр, – машу я им в качестве доказательства.

Она смотрит на конверт, заглядывает внутрь, а затем достает из него скрепленные скобами листы. «Ммм – угу, угу… – кивает она, – вот он, мой прилосек», – говорит она, бегло встретившись со мной взглядом, после чего продолжает читать.

– На следующих двух страницах написано, когда нужно принимать каждое из ваших лекарств – утром, в обед или вечером – а также в какой дозировке.

– Ага, – она толком меня уже не слушает, однако я все равно продолжаю.

– А еще… – у меня звонит телефон.

Дороти продолжает читать. «Ты можешь ответить».

Я подношу телефон к уху и слышу: «Это сопровождающая санитарка. Я пришла забрать Мур. Эмм, не могли бы вы выйти на минутку в коридор? У нас тут проблемка».

От звонящей санитарки меня отделяет только дверь, но и это расстояние кажется мне огромным. Оставшись в палате, я смогу сосредоточиться на выписке Дороти, ни на что не отвлекаясь, а если выйду в коридор, то это чревато задержкой, так как неизвестно, насколько это затянется.

– На самом деле мне нужны именно вы, ее медсестра, – говорит санитарка по телефону, и я слышу на заднем плане голос Кандас: «Я не стану этого делать. Я не стану этого делать, пока не получу объяснений!»

– Сейчас буду. – Нажав отбой, я смотрю на Дороти. – Слушайте, я сейчас вернусь. Нужно только уладить кое-что в коридоре.