Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924 - Ричард Пайпс

В начале двадцатого века просвещенная часть российской бюрократии стала выступать за то, чтобы евреям было гарантировано если не полное, то хотя бы частичное равенство222. Их аргументом было: средневековое законодательство России ставило ее в неловкое положение за рубежом и затрудняло получение ссуд из международных банков, в которых евреи играли важную роль. Помимо этого, ограничения, искусственно создаваемые на пути получения образования и продвижения по службе, выталкивали еврейскую молодежь в сферу революционной деятельности. Однако благие советы остались без употребления, отчасти из-за сопротивления министерства внутренних дел, боявшегося проникновения политического и экономического влияния еврейства в деревню, а отчасти вследствие антисемитизма Николая Второго и его окружения.

Черта оседлости отменилась естественным образом во время Первой мировой войны, когда несколько сот тысяч евреев снялись с места и переселились во внутренние части России; некоторые оттого, что их насильно эвакуировали, другие потому, что приближалась линия фронта. Тогда примерно полмиллиона евреев служило в царской армии рядовыми — первые получившие производство в офицеры евреи появились только при Временном правительстве223, которое официально упразднило черту оседлости и отменило еще существовавшие гражданские неравенства. Евреи продолжали расселяться по внутренним территориям России в течение гражданской войны и после нее. К 1923 г. еврейское население Великороссии выросло с 153 000 в 1897-м до 533 000 человек. В то же время в черте оседлости евреи переселялись из маленьких местечек, где две трети их жило до революции, в большие города224. После 1917 г. евреи впервые в русской истории стали назначаться на государственную службу. Так случилось, что в результате революции евреи неожиданно стали появляться в тех частях страны, где их не видывали раньше, и на таких должностях, какие ими никогда до того не исполнялись.

Это было фатальное стечение обстоятельств: для многих русских появление евреев совпало по времени с невзгодами коммунистического режима, стало идентифицироваться с ними. По словам еврея — современника событий,

Следствием было мгновенное и заразительное распространение антисемитизма, поначалу в России, затем и за рубежом. Точно так же, как социализм явился идеологией интеллигенции, а национализм — идеологией старого гражданского и военного истеблишмента, юдофобия стала идеологией масс. В конце гражданской войны русский публицист записывает следующее наблюдение:

К концу 1919 г. яд антисемитизма проник даже в среду либеральных кадетов226.

Непосредственной причиной этой безумной ненависти, естественной для общества, находящегося в состоянии морального и физического разложения, было ощущение, что революция принесла разорение всем, и только евреи, они одни, выгадали от нее. Убеждение это легло в основу вывода, будто вся революция была задумана евреями. Подобные взгляды находили себе фальшивое теоретическое обоснование в так называемых «Протоколах Сионских мудрецов», литературной подделке, изготовленной царской полицией; не встреченные должным вниманием во время выхода их в свет в 1902-м, «Протоколы» теперь получили всемирное распространение. Основная их мысль — что евреи будто бы устроили секретный заговор с целью подчинить себе весь мир — обретает в свете событий в России силу пророчества. Ассоциативная связь между евреями и коммунизмом, возникшая после революции и экспортированная в Веймарскую Германию, была немедленно усвоена Гитлером и превращена им в основное оправдание нацистского движения.

Большевики не допускали открытых проявлений антисемитизма и тем паче погромов на подконтрольных им территориях, поскольку отлично понимали, что антисемитизм стал прикрытием для антикоммунизма227. Но по этой же самой причине они не предпринимали никаких попыток предать гласности антисемитские эксцессы белых, чтобы не сыграть случайно на руку тем, кто обвинял Советы в защите «еврейских» интересов. В 1919 г., пока шли погромы на Украине, большевистское правительство хранило, за исключением нескольких случаев вялого протеста, благоразумное молчание, явно из опасения вызвать сочувствие к белым в среде собственного населения[52].

Парадокс, осложнявший ситуацию, заключался в том, что, несмотря на общепринятое мнение, будто они трудились на благо своего народа, большевики еврейского происхождения не только не думали о себе как о евреях, но и противились тому, чтобы их воспринимали подобным образом. Еще во времена царизма, вынужденные брать себе конспиративные клички, они всегда выбирали русские фамилии и никогда — еврейские. Они разделяли взгляд Маркса, считавшего евреев не нацией, а социальной кастой, причем весьма зловредного, эксплуататорского свойства. Им хотелось, чтобы евреи как можно скорее ассимилировались, и верилось, что это произойдет, как только их заставят заняться «производительным» трудом. В двадцатые годы советский режим прибегал к помощи большевиков-евреев и членов еврейского социалистического Бунда, чтобы разрушить налаженную жизнь еврейских сообществ в России.