Самый яркий свет - Андрей Березняк

— У Вас дар страшный какой-то, — вставил свое слово Аслан. — Как на стену каменную наткнулась. Не просветите? Если тайна, то пойму, но хотелось бы знать, чтобы свою службу лучше нести.

Я задумалась, но все же приоткрыла свои способности:

— Мой талант из ментальных, — охранники явно не поняли слова, пришлось пояснить. — Озаряю мысли. Могу сподвигнуть найти решение сложной задачи. Могу видеть, освещенный передо мной или нет. Могу найти страхи людские и усилить их так, что человек ни о чем другом думать не будет. Еще вижу отображение чужого Света.

Черкес кивнул:

— Про последнее нам известно по долгу нашему. Остальное… это Вы немку так испугали?

— Нет, — я ухмыльнулась, — Я не навожу страх. Я беру ее собственный и делаю его на какое-то время кошмаром. Чем сильнее он изначально, тем ужаснее будет мое озарение.

— То есть, если встретится кто-то, у кого страхов нет, Вы с ним ничего и сделать не сможете? — приосанился Аслан, подумавший, очевидно, про себя.

— Нет человека без скрытых даже от себя кошмаров. И не спорьте, я-то знаю.

Оба канцелярских посмотрели на меня теперь с опаской, Андрей даже перекрестился. Однако настроение немецкая княгиня испортила знатно, поэтому приказала подать экипаж и отправиться… да домой. Ничего больше не хотелось сегодня.

Глава 12

Следующие несколько дней я почти все время сидела дома. Хандрила.

Танька суетилась, охала, но никак не могла вывести свою барышню из сплина. Охранники периодически заглядывали, в итоге горничная уговорила их приходить обедать. Помявшись для виду, они согласились. «Винили» в этом красавчика Аслана, от одного вида которого у моей служанки вид делался преглупый. Черкес хмыкал в усы, но вид имел довольный.

Пару раз заезжал Серж, очень мило проявлял заботу и беспокойство, но помочь ничем не мог. Наступивший сентябрь приносил новые заботы и ему, и мне. Лейб-гвардии полк отправлялся на маневры, до той поры он все же принес мне отчет по финансам своей семьи, я позвала нотариуса, и мы оформили заем по всем правилам. Стряпчий, который вел дела еще моего отца, взял бумаги и отправился улаживать вопросы с кредиторами. Третьего числа корнет отправлялся в Нарву, поэтому накануне мы весь день провели в постели, так что под вечер он еле волочил ноги, но я чувствовала себя неудовлетворенной. Нет, не физически — Сережа привел меня на вершину блаженства, но в голове свербела мысль, что чего-то не хватает, что раньше было. Это вызывало беспокойство сродни зубной боли, но никаких объяснений не находилось, пока в доме не объявилась Марго.

Она сразу взяла меня в оборот, заставив в подробностях пересказать события предшествующих дней. Выслушав внимательно, откинулась на спинку стула в гостиной, где мы чаевничали, и сказала:

— Поздравляю, подруга. И, если честно, завидую.

Я не поняла, что она имеет в виду и потребовала объяснений.

— Сашка, погоди, все расскажу, — Марго выпустила дым изо рта. — Помнишь про «крючочек»?

— Ну да.

— Так вот ты свой нашла. Сама догадаешься? Что необычного произошло с тобой?

— Да столько всего…

— Думай!

Пришлось. Аммосова, если ей в голову что-то взбрело, не отступится. Я еще раз припомнила все произошедшее. Покушение на меня, попытка убийства Императора, дуэль с немецкой княжной, вступление в права на заводе. Семен Кутасов!

— Мне нехорошо было после того, как мы с инженером придумывали новую пистоль.

— А после этого, Сашка, ты свой талант увидела совсем с другой стороны.

Я задумалась.

— Знаешь, я и до этого случая заметила, что озарение легче дается и сильнее выходит. Вот в Царском Селе, например.

— Это укладывается в рамки недавней истовой молитвы и увлечения твоим гусариком. Ничего необычного, описано — мной лично — десятки раз. Князь Оболенский, когда свою Аграфену Юрьевну встретил, так яростно Мани благодарил и так крепко с ней полюбился, что на следующий день барку на Неве шквальным порывом утопил. Как ни пробовал потом, такого озарения не получилось у него больше.

Да, тот случай в самом деле вызвал когда-то множество разговоров в свете. Император даже издал шутливый указ «Александру Петровичу жену свою любить скромнее, молиться тише, чтобы столицу ураганом со света не свести в удовольствие недругам».

— Ты нашла свой крючочек в возне с твоими железками на заводе. Начала придумывать что-то, твой разум настроился, вошел в гармонию со Светом.

— И что же — мне теперь инженером становиться?

— А и становись, кто тебе помешает? — пожала плечами Марго. — Манихеям многое можно. Общество ты этим не фраппируешь.

Танька, слушавшая наш разговор, с надеждой поинтересовалась:

— Это теперь барышне блудить не надо?

Мы расхохотались. А потом я задумалась — а в самом деле? И не устраивает меня ощущение незавершенности после амура.

— Ты же, если рассольника похлебаешь, от конфет не откажешься? — спросила горничную Аммосова.

— Никак нет, — вздохнула та.

— Вот и Александра Платоновна не каждый раз пистолет придумывать будет. А что, подруга, до твоей печали после встречи с Сержем, то и здесь та же метафора будет. Конфета — это хорошо, но сытой сделает рассольник. Утоли голод Света, и в любви приятно будет.

И следующим утром я отправилась в мастерские. Вяжницкий встретил меня с обожанием, рассказав, что чертежи паровоза готовы полностью, детали уже делаются, конструктора счастливы и рвутся к новым свершениям. Чистоту в цехах блюдут, сделали даже мойки для рабочих, чтобы те могли смывать с себя грязь после трудов своих.

Я попросила встречи с Кутасовым, управляющий отметил, что тот и сам уже второй день спрашивает о хозяйке завода. Молодой инженер, увидев меня, с превеликим возбуждением принялся докладывать о готовности продемонстрировать новый пистолет нашей с ним конструкции.

— Это новое слово в оружейном деле, Ваше Сиятельство! Поразительный результат! Пойдемте немедля опробуем!

И невзирая на протесты Вяжницкого мы пошли к дальнему забору, где было устроено импровизированное стрельбище.

Пистолет мне принесли в деревянной коробке. Бархата в мастерских не нашлось, поэтому постарались красиво сложить сукно, на котором лежал он.

Оружие вышло необычным. Короткий ствол переходил в массивный по сравнению с ним барабан на шесть камор. Рукоять толстая, но не скругленная, как на привычных образцах, а чуть плоская. Изяществом пистоль порадовать не могла, но своей плохой шлифовкой не отталкивала, а даже пугала.

— Ствол не слишком маленький? Пуля уходить будет, — засомневалась я.

— Ствол с нарезами, так как заряжание с казенной части, а не через дуло, почему бы не сделать их, — запротестовал Семен. — И пули новые отлили, удлиненные. Они лететь будут лучше. Пулелейка готова тоже. И