Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода - Иосиф Кантор

Сомнения в убедительности поведения Элиуда исчезли, и на смену им тотчас же явилась мысль, ужасная настолько, что Моисей отогнал ее как бредовую и попросил Элиуда рассказывать дальше.

– Решив, что во время стоянки разговаривать удобнее всего, я начал искать Манассию и нашел его спящим в повозке. Манассия повел себя так, как я и ожидал от него, – Элиуд улыбнулся. – Охал, ахал, то и дело выглядывал из повозки, желая убедиться, что нас не подслушивают, а когда я закончил, начал убеждать меня в том, что в таких делах помощник из него никудышный. Умолял оставить его в покое, клялся, что никому не расскажет о нашем разговоре. Я сделал суровое лицо, сказал, что не ожидал такого ответа, пригрозил убить Манассию, если он проболтается, и ушел. О том, почему я вздумал обратиться за помощью именно к нему, Манассия не спросил. Забыл сказать, что и Савей об этом меня тоже не спрашивал. Спрашивали только Авенир и Мардохей. Разговор с Мардохеем получился самым приятным, потому что я пришел к нему, когда он только сел ужинать, и разделил с ним трапезу. Мы начали с перепелов, и я боялся, что Мардохей подавится куриной костью, узнав, какое у меня к нему дело, но он выслушал меня без удивления и возмущения, а когда я закончил, первым делом спросил, почему я пришел к нему. Я ответил. Мардохей спросил, как я вообще представляю себе его помощь, ведь слабый не может помочь сильному. Я предвидел такой вопрос и сказал ему: « Ты можешь отвлечь внимание Моисея каким-то делом, а я в этот момент нападу на него». Мардохей задумался и думал долго, то и дело отправляя что-то себе в рот. Надо сказать, что в еде он себе не отказывает – сейчас не время излишеств, и люди питаются скромно, а у Мардохея на ужин кроме перепелов, было вяленое мясо, вареные бобы, сливы в меду и сушеный виноград. И все это в таком количестве, что хватило нам обоим и еще осталось. Роскошная трапеза!

Припасы имеют свойство заканчиваться, и то, что люди взяли с собой, понемногу тратилось и подходило к концу. Еду старались расходовать экономно, и то, что начальник над писцами, одной из обязанностей которого было следить за общими запасами и вести их учет, предавался чревоугодию, настораживало. Одно из двух – или он тайком пользуется от того, что должен беречь, или он знает что-то такое, что не вынуждает его экономить собственные припасы. Общие запасы невелики в сравнении с общим количеством людей – на несколько дней всего лишь может их хватить. Они сделаны на крайний случай, для того, чтобы с их помощью можно было кое-как перебиться, пока не удастся достичь какого-то благодатного места, где можно достать еды. И все шло к тому, что весьма скоро этими запасами придется воспользоваться.

– Да уж, роскошная, – согласился Моисей, поужинавший похлебкой из ячменной муки с бобами, которую приготовила Ципора. – И что же надумал Мардохей?

– Он сказал, что лучше всего нам будет сделать вид, что этого разговора не было, потому что если кто-то о нем узнает, то нам придется плохо. Я ответил на это, что никто и не узнает, если один из нас не расскажет, и спросил, поможет он мне или нет. Мардохей ответил, что из него в таких делах помощник никудышный, что он умрет от страха, если кого-то убьют у него на глазах. И еще сказал, что ему нравятся такие решительные люди, как я, что он всегда завидовал тем, кто может решить любое дело одним взмахом меча… Он расточал мне столько похвал и так ласково смотрел на меня, что я сразу понял – у него есть какая-то нужда во мне. Только вот какая именно, он так и не сказал. Но это не страсть мужчины к мужчине, потому что он смотрел на меня без вожделения и не делал попыток прикоснуться. Это что-то другое. Я склонен был думать, что он усыпляет мою бдительность, чтобы без помех донести на меня…

– Если ты говорил с ним недавно, то он еще может прийти, – заметил Моисей. – Да и любой еще может прийти ко мне. Сразу не пришли, а за ночь передумают и придут. Ночь – время размышлений, а утро – время принятия решений… Так на чем же вы расстались с Мардохеем?

– На том, что помогать в этом деле он мне не станет, – Элиуд пожал плечами. – Возможно, у него такая манера отказывать – сказать «нет» и наговорить кучу приятных слов. Мардохей обходителен и вежлив, этого у него не отнять…

После ухода Элиуда Моисей решил немного прогуляться. Он шел по стану, сопровождаемый обоими телохранителями, смотрел по сторонам, отвечал на приветствия, наслаждался ночной прохладой, а в голове свербела одна и та же мысль: «А что, если все они – и Авенир, и Савей, и Манассия, и Мардохей, и Нафан являются предателями? И потому каждый воспринял предложение Элиуда на свой лад, но доносить на него не станет никто? Но если фараону служат два военачальника, казначей, начальник над писцами и известный лекарь, то это же целый заговор! Мощный разветвленный заговор! Кто им управляет? Кто еще в него вовлечен? И кому, кроме брата и сестры, вообще можно доверять? Телохранителям, наверное, можно, ведь они, при желании, могли бы не раз его убить. Телохранителей привел Аарон, а выбрал он их не иначе как по совету достойного Элишамы, начальника колена Эфраимова. В верности Элишамы можно не сомневаться… Да и вообще, если сомневаться во всех подряд, то быстро сойдешь с ума, потому что ни один ум не выдержит такого. Нет, никакой это не заговор, а происки одного хитрого и ловкого человека, у которого может быть несколько помощников… Был бы мощный заговор – давно бы повернули обратно, да и откуда взяться многолюдному заговору в пользу фараона, если в Земле Обетованной всех евреев ждет лучшая участь, нежели чем в Египте? Кому нужен фараон с его вечным притеснением евреев? Ну, может, одному-двум предателям и нужен, но не многим. Сановники и старейшины честолюбивы и отдают себе отчет в том, что избавление от египетского владычества упрочивает их положение… Не может быть многолюдного заговора среди евреев, но тогда почему никто не спешит донести на Элиуда…

Перед тем, как лечь спать, Моисей предупредил воинов, стоявших на страже у его шатра, чтобы они немедленно разбудили его, если ночью придет к нему посетитель. Беспокоился он напрасно, потому что ночью никто к нему не приходил.

И утром никто не пришел к Моисею с доносом на Элиуда.

В течение дня ему довелось увидеть всех пятерых подозреваемых и коротко побеседовать с ними. Все вели себя так, словно Элиуд к ним не приходил, вели так, как вели и раньше. Оставалось только поражаться такому удивительному самообладанию у пятерых совершенно разных людей.

Хитрость не удалась.

Вечером Моисей рассказал о своей затее и о том, что из нее вышло, Аарону.

– Мне хотелось сохранить все в глубокой тайне, брат мой, поэтому я не сказал ничего даже тебе, – повинился он, опасаясь, что брат может обидеться за недоверие. – Думал – вот все получится, тогда и скажу, а ничего не получилось, и я не могу понять – почему так произошло. Я попросил Элиуда повторить то, что он говорил, и увидел, что в это можно было поверить. Я теряюсь в догадках, мысли путаются, и я ничего не могу понять.

– На все воля Божья, – ответил Аарон. – Ему было угодно, чтобы ты увел людей из Египта, и Он сказал об этом тебе и помог тебе. Ему было угодно избавить нас от преследования, и Он утопил фараоново войско в море. Я склонен подозревать, что сейчас Господь испытывает веру и верность своего народа. Твое дело – вести людей, а с предателями все решится в положенное время.