Чародеи на практике - Елизавета Шумская

Тут все покатились со смеху. Даже сам тролль.

– А вообще это идея, – протянул Калли.

И возникла весьма многозначительная пауза.

– А чего вы все на меня смотрите? – даже поежилась Ива.

– Ну ты же у нас ведьма, – высказал общую мысль Грым.

– Я не ведьма!

– Ну да, – ухмыльнулся Синекрылый. – Ты всего лишь ее дочь, племянница и внучка.

– Ты еще правнучка, праправнучка, прапраправнучка скажи! – смущенно буркнула травница. – Между прочим, я никогда темные силы не призывала и не использовала. А значит, по сути являюсь магом… и знахаркой.

– Да мы это помним и под сомнение не ставим, но, Ив… – В глазах Златко было полно лукавства.

Чародейка возмущенно посмотрела на приятеля.

– Мастерство же не пропьешь, Ивушка, – известной поговоркой высказал свое мнение Грым.

Травница перевела сердитый взгляд на тролля.

– Вот чтобы вас гоблины взяли, дорогие друзья, – от души ругнулась знахарка, подымаясь. – Доведете ведь до греха. Вредины все какие! Ну ладно, будет вам дух, будет вам вызов. Знаю я один обрядик. Тетушка рассказывала… Но учтите, это только ради вас!

– Люблю, когда Ива ворчит, – «прошептал» на полпещеры Грым. – Такой стервой сразу становится.

– Я все слышу!

– Вот! Я же говорил! – восхитился тролль.

– Вот за это сейчас будешь помогать!

– Хм… а я бы на твоем месте, – со скрытым смехом протянула гаргулья, – сказала бы: «за это принесу тебя в жертву».

– А вот Дэй у нас настоящая стерва, – засмеялся Златко. В ответ гаргулья расплылась в улыбке. Знахарка же зло мотнула головой и нагрузила Грыма вещами.

Вскоре у могилы образовался условный треугольник из зажженных толстых свечей, которые магам всегда приходилось таскать с собой, а в воздухе разлился отчетливый аромат каких-то трав. И чего-то еще. Вспоминая, какую только гадость Ива не засовывает в свои зелья, никто не решился уточнить, что это за странный запах. Хотя именно он был вполне приятный.

– Я вот всегда хотел узнать, – все же не удержался тролль. Он пытался действительно говорить тихо, однако почему-то слышали все. – Правда ли, все эти медиумы и шаманы видят все, о чем потом вещают? Я не имею в виду врунов. Я про этот хитрый дымочек. Нанюхаются и…

– Грым, заткнись, – оборвал его Златко, – собьешь сейчас Иве настрой, проблем потом не оберемся.

А травница тем временем очень сосредоточенно посмотрела на все приготовленное. Подняла руки и распустила косу. Никакие обряды не проводятся с заплетенными волосами. «Эх, трав не хватает, чтобы вплести, – ностальгически подумала она. – И силу бы дали, и защиту укрепили, и пахнут приятно, и смотрятся хорошо… Эх…»

Потом оглядела свою одежду. Скинула плащ, куртку и безрукавку.

– О, Ив, ты раздеваться будешь? – вновь подал голос очень заинтересованный Грым.

Ребята внимательно наблюдали за этими приготовлениями.

– Гоблин тебе. – Был ответ. «По-хорошему было бы, конечно, надо». – В руки соскользнули два металлических браслета. – Без одежды куда проще. И никакая дрянь к ней не прицепится. – Одежда просто должна быть одного цвета… – Девушка еще раз себя оглядела. – Или, по крайней мере, одних тонов – или темная, или светлая, или яркая… – Травница будто наяву представила себя в красном и аж передернула плечами. Все прочие украшения и амулеты, в которых было железо, отправились в сумку. Обувь тоже пришлось снять. Несмотря на холод, знахарка не могла сказать, что это так уж сильно ей не нравится. – Вы знаете, что делать?

Маги вразнобой закивали. Эльф мысленно проверил готовую к установлению защиту. Обычно реальная опасность грозит прежде всего вызывающему, поэтому без круга или пентаграммы никто не обходится. По правилам никого постороннего рядом с Ивой не должно было быть, но сейчас была не та ситуация. Чародеи решили не лезть в круг всей толпой, а стоять чуть поодаль. По идее дух не должен был нападать, все-таки они не существо, принадлежащее к темным силам хаоса призывают, но защиту все же приготовили.

Ива сделала пару шагов и опустилась около одной из свечей. Ладони будто приготовились обнять ровный, почти не вздрагивающий огонек. Девушка прикрыла глаза, чувствуя, как тепло от свечи бежит от пальцев вверх.

«Пустота, внутри должна быть пустота… покой и мир», – медленно текли мысли. Колдунья входила в соответствующее состояние, концентрировалась. Преподаватель, который рассказывал им про медитацию, говорил что-то о какой-то точке внутри. – «В пупке вроде? Или это не оттуда?» – которую надо лицезреть своим внутренним оком. Никакого внутреннего ока Ива у себя не обнаружила, да и точку созерцания представляла себе с трудом. Но знала, что есть определенное состояние, когда сам себе кажешься сосудом, переполненным водой. Чуть дернешься – и выльется. И надо, чтобы эта вода внутри устоялась, перестала болтаться. И взгляд должен видеть не только то, что впереди, но и то, что по бокам происходит, и будто куда-то в иную реальность проскакивать. За грань.

Ладони повернулись вверх, будто подставляя нежную кожу поцелуям воздуха. И тут же новый поворот – и вот они касаются земли.

– Тепло – огонь…– Заговоры всегда создают ощущение песни. Их слова редко рифмуются, но у слушающего и говорящего частенько создается именно такое впечатление. Возможно, из-за размеренного тона и глуховатого голоса, каким обычно произносятся. – И воздух как тропинка…

Земля манит.

И холоду лишь рады…

Те, кто ушли.

За грань.

Но безвозвратно ль?..

Девушка поднимается, будто подчиняясь чужой воле, – так, словно в ее теле вдруг ожил кто-то другой, с эльфийской или звериной кровью – она делает это слишком гибко и плавно для обычного, не особо тренированного человека.

Пара шагов – и колдунья оказывается у озера. Руки опускаются в холодную, почти ледяную воду. Однако ощущается она совсем по-другому. Как что-то живое.

Почти разумное. Великолепное в своей хрустальной прозрачности.

– Вода – всего начало и всему конец.

Слова льются. Знахарка и сама не смогла бы сказать, откуда их знает, но они оказываются на губах прежде, чем девушка успевает задуматься.

Она вновь возвращается к треугольнику свечей и берет небольшую глиняную чашу, больше похожую на пиалу или миску, и опять идет к озеру. Зачерпывает чистейшей, слегка журчащей при движении воды и ставит у одной из свечей. Следующая чаша – бронзовая. В ней оказывается вино. Особое, которое Ива всегда возит с собой, но никогда и никому не дает пить. Это напиток для огня. Легкий пас – и прозрачно-желтое пламя вырастает внутри пиалы.

Третья чаша – деревянная. В нее кладется круглая, еще мягкая, хоть и начинающая уже подсыхать лепешка.

Еще одна чаша устанавливается ровно в середине треугольника. Ива встает рядом. Ее губы продолжают произносить заговор, глаза же упираются в могилу, что прямо перед ней. На миг становится ужасно холодно и очень, очень страшно. Ужас, кажется, ползет по позвоночнику, будто кто-то пролил за шиворот ледяной воды – тоненькую жгучую струйку, однако отступать уже поздно, и девушка берет себя в руки.