Люди крыш. Пройти по краю - Любовь Романова

— Поэтому они так друг друга ненавидят?

— И поэтому тоже. А еще потому, что у них на все разные взгляды. Например, Марта считает, что кошки не должны иметь никаких дел с обычными людьми, а Шепот у себя целый руферский клуб организовал.

Тим еще что-то рассказывал, но Женя постепенно перестала его слышать. Злобные бультерьеры вновь взялись за дело. Наверное, все-таки запас Фединых сил подходил к концу. Порой ей мерещился запах горячей карамели, и она чувствовала, что вот-вот окажется на раскаленном лугу, возле круглого котлована с крысиными скелетами. Но стоило ученику Шепота поднести к ее рту бутылку с водой, как видение отступало и она погружалась в беспокойный, пропитанный болью сон.

Между двумя провалами в небытие Женя заметила, что за окнами мини-вэна стемнело. По салону автомобиля метались оранжевые всполохи — это ночные фонари пытались заглянуть в мчащуюся по трассе машину.

— Проехали Сочи, — услышала она далекий голос Тима. — Осталось совсем ничего.

В следующий раз Женя очнулась на границе с Абхазией. В ее сознание ревущим потоком тут же ворвалась нестерпимая боль. Федя дремал на соседнем сиденье — энергия маленького целителя иссякла.

— Женя! Женя! Ты слышишь меня? — Тим осторожно коснулся ее плеча. — Я все придумал. Ты лежи тут с Федькой, а я пешком через границу пойду. Так положено. Машину, скорее всего, не будут досматривать. Абхазы русских любят, поэтому особо не зверствуют. Ты главное тихо лежи. Ага?

— Ага, — выдавила Женя и не поняла, услышал ли ее Тим. Сама она себя не слышала — в ушах стоял пульсирующий гул.

Тим крепко сжал ее ладонь, наклонился и неловко поцеловал в щеку. Но может быть, Женьке это только померещилось. У нее начинался горячечный бред.

Она почувствовала, что ее с головой накрыл колючий плед. Дышать стало труднее, но это было ерундой по сравнению с невыносимой болью. Чтобы не закричать, она стала считать. Доходила до десяти и начинала снова. Ужаснее всего было то, что она не знала, когда кончится этот кошмар. Если болит голова, можно выпить таблетку и следить за стрелкой на циферблате часов. Через тридцать минут плюс-минус пять боль исчезнет — нужно только подождать. Сложнее всего терпеть, когда срок мучения не известен.

Неровный шум абхазской границы за стеной мини-вэна прорезал визгливый крик водителя:

— Террористы! В моей машине! Держите пацана!

Сердце застучало так громко, что Женька испугалась, не слышны ли его удары снаружи? Боль уступила место отчаянию.

Это был конец!

Все подвиги оказались напрасными. Вокруг автомобиля затопала тяжелая обувь доброго десятка человек. Зазвучала чужая резкая речь. Боров под Женькиным креслом испуганно зарычал.

Дверь мини-вэна с глухим рокотом отъехала в сторону. Секунда, две, три… Вошедший резко откинул плед с Женькиного лица. Она открыла глаза и… увидела усы.

Именно такими усами, по ее мнению, должен был обладать легендарный поручик Ржевский — пышными, золотистыми, с залихватски подкрученными кончиками.

— Ну что, кошечка, добро пожаловать к людям ветра! — сказали усы, улыбаясь. — Тимка, заскакивай в машину. И паникера своего сюда тащи. Едем!

Погружаясь в сон, Женя знала, что терпеть ей осталось совсем недолго. Каким-то чудом они победили — добрались до крыланов. Значит, ничего плохого уже не случится.

Не успел Чухонь сделать и пяти шагов по блуждающему коридору, как услышал серию негромких хлопков. Прямо у него под носом из стены вынырнула семейка синегрибов.

— Эй, пропащий, ты куда? — спросил один.

— Ой-йо-й! — запищал другой. — А кто это сырость тут разводит? И без тебя воды хватает!

Грибы встали тесным рядком и, покачиваясь на бледных ножках, точно компания подвыпивших чесальщиков, затянули скрипучими голосами:

— Не пла-а-ачь! Еще одна осталась ночь у нас с тобой!

Вперед вырвался солист, заламывая блестящую шляпку и голося:

— Еще один раз прокричу тебе: ты мой!

Чухонь попытался пнуть распоясавшихся певцов, но промазал. Они проворно исчезли в стене, чтобы тут же появиться на противоположной стороне коридора.

— Возмутительно! — заверещали грибы. — Мы обратимся в Комитет по охране интересов подземных жителей! Нет, лучше в Европейский суд по защите прав флоры и фауны! И тебя посадят в колодец! К крысам!

— Да что ему крысы! Одну уже ухайдокал, а потом бросил под завалом. Даже спасти не попытался!

— Нехороооооший маааальчик!

— Заткнитесь! — заорал Чухонь и тут же услышал за спиной звук осыпающегося песка.

Из земляного склона высунулся нос. Большой крысиный нос, перемазанный коричневой глиной. Он шевельнулся, принюхиваясь, и из-под завала донесся глухой стон.

Чухонь замер, не веря ни ушам, ни глазам. Жива! После того как на нее рухнуло несколько тонн земли! Невероятно! Он бросился назад и начал осторожно откапывать голову зверя. Через пять минут крыса страдальчески смотрела на него выпуклыми глазами. Прямо, как шерстокан, когда у того случалось несварение желудка и приходилось часами сидеть рядом, прикладывая к серебристому пузу нагретые от буржуйки камни.

— Ничего, ничего! — попытался утешить ее Чухонь. — Я сейчас. Слышишь? Потерпи немного…

Главным даром людей нор была способность рыть подземные переходы голыми руками. Без помощи лопат и зубил. Их огромные кисти в считанные секунды словно обрастали грубой чешуей, становясь похожими на ковши экскаватора. На время работы член Братства впадал в транс и копал с невероятной не только для обычного человека, но и для самой современной техники скоростью. Конечно, крысюки давно уже помогали себе строить тоннели тротиловыми шашками и буровыми машинами, но, если рядом не оказывалось ни того, ни другого, они прекрасно обходились руками-ковшами.

— Раз-два! Раз-два! Навались! — гудели неугомонные грибы, наблюдая за вгрызающимся в завал Чухонем.

— Да замолчите вы, наконец! — взорвался он.

Назойливые помощники не давали ему взять правильный ритм и тормозили работу.

— Неблагодарный ты человек! Мы тут торчим с тобой, время теряем, помочь пытаемся. Знаешь, почему рабы на галерах гребли быстро и в унисон? Потому что надсмотрщик ходил по палубе с плеткой и считал. Хотя откуда тебе знать, темнота некультурная! Кроме Армагедариума, не читал, поди, ничего…

Но Чухонь их не слушал. Окутанный коконом пыли, он ритмично разгребал землю, постепенно освобождая придавленную крысу. Вот уже показались передние лапы, грязный бок, и через полчаса зверюга была свободна. Еле двигаясь, мохнатая громадина подползла к измученному Чухоню и уткнулась влажным носом ему в плечо. Слабо улыбнувшись в ответ, он погладил ее широкий, покрытый жесткой шерстью лоб.

— Кажется, это любовь! — тут же прокомментировали синегрибы.

— Эй-эй, глянь, что у этой малышки с ухом! — подал голос кто-то из гущи глянцевых шляпок.