Великое зло - М. Дж. Роуз

– Нет.

– Ты вся дрожишь.

– Я просто почему-то испугалась.

– Надеюсь, не меня?

Он спрашивал серьезным тоном, но глаза его смеялись.

– А надо?

Раньше она никогда не кокетничала с мальчиками: это казалось смешным и нелепым. Жас знала, что она слишком серьезна. Тео был еще серьезнее. Холодная тьма сгущалась вокруг него почти осязаемо. Он поделился с ней одной своей тайной, но Жас чувствовала, что их куда больше.

– Не надо.

Он ответил не сразу; она уже почти успела забыть, о чем спрашивала.

– Меньше всего я хочу, чтобы ты меня боялась. Но со мною трудно, я только об этом и слышу. Даже матери не всегда легко приходится, а брат, тот и вовсе сбегал от меня, когда был маленьким.

– Люди разговаривают не так, – внезапно сказала Жас.

– О чем ты?

– Не знаю, как объяснить. Не так, как мы с тобой сейчас.

– Верно. Мы не кривляемся друг перед другом, нет времени. Пока мы здесь, нельзя тратить время впустую. Нужно разобраться, зачем мы и что мы такое.

И прежде чем она поняла, что он делает, Тео наклонился и поцеловал ее в губы.

Это был ее первый поцелуй. Тело отозвалось на него дрожью. Не испуг, другое чувство: словно разом выплеснулось содержимое множества флаконов. Словно ароматы сталкивались в воздухе, смешивались, сплетались и превращались в музыку. Она внезапно иначе стала воспринимать окружающий ее чувственный мир: запахи, звуки, прикосновения, оттенки вкуса. Что-то раньше дремало в ней. И сейчас проснулось.

С тех пор они были неразлучны. До того последнего дня месяц спустя, когда Жас очнулась в лазарете с пустой памятью. Она спросила, где Тео, и медсестра сообщила, что он уехал. Уехал? Не попрощавшись, не оставив адреса? Лишив их обоих возможности встретиться в реальном мире?

Или просто – в другом мире. Потому что Бликсер Рат, в котором они были вместе, – именно он был реальным миром.

15 сентября 1855 года.

Джерси, Нормандские острова, Великобритания

Покинув замок, я не сразу вернулся в собственный дом: там сейчас шумели гости. Вместо этого ноги понесли меня к Джульетте. Я мечтал выспаться, а у нее всегда было тихо и спокойно, не бегали дети, не суетились только что приехавшие из Парижа знакомые.

Оставшуюся часть дня я спал и пробудился только в девять часов вечера, страшно голодный. С последней моей трапезы миновали целые сутки.

За окнами и в самом доме было темно. Когда я явился, Джульетта предупредила, что приглашена на ужин, и предложила отменить визит, коли я того желаю. Но я настаивал, чтобы она пошла. Мне не требовалось общество – только отдых.

А теперь – еще и еда.

В кухне я изучил содержимое шкафов и разжился хлебом, сыром, колбасами и вином. Налил бургундского, поставил перед собой тарелку со снедью и ужинал в одиночестве, когда услышал шаги.

Джульетта говорила, что отдаст распоряжение прислуге заглянуть вечером на случай, если мне что-либо понадобится.

– Бон суар, мсье Гюго.

Я кивнул.

– Бон суар, Фантин.

– Мадам сказала, что вы проголодаетесь. Приготовить что-нибудь горячее?

– Нет, довольно и этого, – я указал на тарелку.

– В городе только и разговоров, что девочку нашли вы. Это чудесно.

– В поисках принимали участие все.

– Но нашли-то вы. Ведь правда?

– Ну… да, но просто мне посчастливилось первым спуститься вниз.

– Найти потерявшееся дитя – достойный поступок.

Тоска в твоих глазах говорила мне больше, чем произнесенные слова. Я знал, о чем ты думаешь. Я смотрел – и замечал не только выражение глаз. Волну твоих волос, сладкий аромат тела, вздымающуюся под блузкой грудь… Я впитывал все это, впитывал целиком.

– Налить тебе вина?

Ты на мгновение заколебалась, потом глаза вспыхнули и утратили печальное выражение. В них появилось нечто иное: вызов? мятеж?

Ты достала из буфета бокал и села напротив. Налила вина и сделала глоток.

– С ребенком всё в порядке?

Я дожевал хлеб и проглотил.

– Серьезно порезала руку, но это заживет.

– Как она забралась в подвал замка?

– Уверяет, что шла за собакой, которая играла под ее окном.

– Но есть что-то еще, верно? Это слышно по вашему голосу.

Я пожал плечами: не хотелось рассказывать о странных событиях, свидетелем которых я оказался. Или думал, что оказался. Поклясться в этом случае я бы не рискнул. И меня очень тревожило, что, возможно, в мой рассудок вторглась посторонняя сила.

– Что ты делала нынешним вечером? – спросил я, намереваясь перевести разговор.

– Сидела у окна, смотрела на море. Вы, наверное, считаете, что мне давно пора прекратить всякое ожидание… Я знаю, он не приедет. Он не приедет никогда.

– Почему не приедет?

– Его семья. Они не одобряют этот союз. Он аристократ, а я кто? Они грозятся лишить его наследства. Я прожила здесь несколько месяцев и теперь понимаю: это такая замысловатая ложь – отправить меня подальше и пообещать приехать. Избавиться от меня и малышки. Он и не собирался ее признавать. И, однако, я все еще смотрю на море. Я ведь понимаю, что надеяться не на что. Но когда я слышу гудок входящего в порт корабля, я снова…

– Надежда… от нее отказаться труднее всего.

– А вы на что надеетесь, мсье Гюго?

– Что ты позволишь мне тебя соблазнить.

Я провел большим пальцем по твоей ладони: вперед, назад. Нежная кожа еще не огрубела от домашней работы. Джульетта наняла прачку, я рад этому. Испортить тонкий шелк твоих рук – какое расточительство!

Я ожидал твоего отклика. Когда ты не отшатнулась, но и не отозвалась на прикосновение, я поднес твою руку к губам и поцеловал ладонь. Уловил твой терпкий изысканный аромат. Во мне поднялось вожделение, желание отвлечься от тяжелых приключений минувших суток.

– Этот аромат… Его создал твой отец?

– Нет, я сама. В незанятой спальне у меня оборудована маленькая лаборатория.

– Могу я взглянуть?

– Ну, конечно.

– Твой румянец… я хочу тебя все больше. Твоя чистота обещает восторг, – шепчу я.

Поднимаясь за тобой по лестнице, я ловил каждое движение юбки и любовался лодыжками. Я представлял, как раздеваю тебя и исследую теплую влажную щель твоего лона. Я сладостно гадал, душишь ли ты его, этот потаенный островок, как некоторые француженки.