Бандитский Екатеринбург - Федор Галич

Теперь ВЫ — моя семья. И я надеюсь, что вы не забудете своего смуглого брата и будете хотя бы изредка навещать меня. А я буду присылать вам свои кофейные посылки, чтобы вы каждое утро просыпаясь, вспоминали обо мне.

— Ну, что ж, возможно ты и прав. Наверное, действительно лучше родная синица в руках, чем аист в чужом небе над головой, — с грустью признал «Бледный» и крепко обняв «Маугли» на прощание, проследовал с Таней на взлётную полосу.

В самолёте, отхлёбывая из горлышка запотевшей бутылки холодную русскую водку, «Бледный» проводил аналогии с отмороженным отдыхом в Антарктиде и потным времяпрепровождением в Колумбии:

— Всё-таки ледяное царство «Снежной Королевы» мне пришлось по душе больше, чем горячее гостеприимство «Кокаинового Короля». Кто бы мог подумать, что чёрно-белая Антарктида со своими белоснежными льдами и чёрным небом, да с белопузыми пингвинами, одетыми в чёрные «фраки», будет радовать глаз больше, чем многоцветная Колумбия? И что пятидесятиградусные морозы будут греть душу сильнее, чем пятидесятиградусная жара? Кстати скукоженный от холода мозг ведёт себя намного адекватнее, чем опухший от жары. Ведь недаром говорят, что принимать любые решения лучше «холодной головой». А на том материке единолично царит трезвое хладнокровие и холодный разум. Да и любая живность в тех местах намного дольше сохраняется. Ты в курсе, что во льдах до сих пор находят Мамонтов, собратья которых, давно сгнили в жарких странах? А эти лохматые милашки, в своих ледяных «витринах», выглядят как новенькие мягкие игрушки, упакованные в прозрачную обёртку. Отсюда следует вывод, что Антарктида — лучшее место на Земле! А Колумбию НЕНАВИЖУ. И самого Колумба ненавижу за то, что он открыл АМЕРИКУ. Он что, нормальную страну открыть не мог? И откуда взялось столько алчных людей со всего мира, готовых продаться за доллар и мать свою продать? — возмущённо высказал своё мнение «Бледный» и, отхлебнув из бутылки, сильно поморщился.

— Значит и мы с тобой тоже такие же алчные, раз переехали жить в Америку и продаваться за эти самые доллары? — намекнула на лицемерие «Бледного», Таня.

— Мы приехали в Америку, чтобы честно заработать на творчестве, так как в нашей стране в 1990-х годах честно заработать сложно, а уж заработать на творчестве — вообще практически невозможно. К тому же, в отличие от ковбоев, приехав в чужую страну со своими песнями, мы не выживаем и не искореняем местное поющее население. Если бы в нашей стране артист, музыкант, актёр, писатель или художник смог бы стать богатым человеком, написав всего лишь одну картину, книгу или песню, то я никогда бы не покинул такую Родину. А то, что я считаю Америку продажной, бездушной и бесчестной, так это потому, что на самом деле «президентом» этой страны всегда был ДОЛЛАР. А если бы жизнь была справедливой, то президентом Америки был бы какой-нибудь коренной индеец, который ходил бы с перьями на голове и раскуривал бы с президентами других стран «трубку мира», а не точил бы холодный «топор войны», — заплетающимся языком обосновал свою теорию «Бледный» и, не дождавшись от стюардесс ни рыбы, ни мяса, облокотившись на Таню, вырубился.

Глава 7

Приземлившись в ненавистной северной части Америки, «Бледный», спустившись по трапу на землю, первым делом перекрестился и, блеванув прямо на взлётно-посадочную полосу, произнёс:

— Прости меня, Господи! За вылетающие на эту святую землю из моих уст обидные слова и непереваренную пищу. Я не вправе судить здешний народ и его традиции, дабы не быть осуждённым этим же народом за свои убеждения. Я лишь воспользовался обещанной местными законами свободой слова и позволил своим острым словцам выпорхнуть из моего грешного рта. Я благодарен этой стране за «хлеб насущный», за «насущное масло» и за «колбасу насущную». А то, что из меня время от времени выплёскивается недовольство, сопровождаемое геополитической изжогой, так это оттого, что я зажрался сытым американизмом и напился русской водки.

— Дорогой, ну хватит юродствовать и в «колодец плеваться». Ты ведёшь себя как свинья. Где жрёшь, там и срёшь, — устало попросила Таня, придерживая руками пошатывающегося из стороны в сторону «Бледного». — Не дай Бог нас застукают здесь папарацци. Представляю фотографию на первых полосах жёлтой прессы и заголовок: «РУССКАЯ МАТРЁШКА ПРИКАТИЛАСЬ В НЬЮ-ЙОРК В КОМПАНИИ СВОЕГО МЕДВЕЖОНКА И ПЬЯНОГО ПРОДЮСЕРА, ПОХОЖЕГО НА РЫГАЮЩЕГО ПОРОСЁНКА».

— Может быть, меня просто укачало в самолёте? Фотография в газете ведь не может дышать на читателя перегаром? Как они поймут, что я был пьян, а не болен? — предъявил альтернативную версию своего расшатанного состояния «Бледный» и, икнув, попытался сосредоточиться и взять себя в руки.

Подъехавшее через минуту специальное тонированное такси для особых клиентов подхватило побледневшего от алкогольного опьянения «Бледного», покрасневшую от стыда Таню и равнодушного ко всему происходящему медвежонка в свой комфортабельный салон и, скрипя покрышками об идеально гладкую асфальтированную поверхность аэродрома, рвануло в сторону Брайтон-Бич.

На следующий день Таня внимательно штудировала жёлтую прессу на предмет обнаружения в ней своего изображения и изображения согнутого пополам «Бледного» извергающего из себя огненную жидкость. Просмотрев несколько наиболее популярных изданий, она облегчённо выдохнула и, упав в диванное кресло, воскликнула:

— ФУ-У-У… КАЖЕТСЯ ПРОНЕСЛО-О-О. Как хорошо, что мы прилетели не ночью, а днём, когда Нью-Йорк спит. Иначе эти фотоохотники, последователи своего итальянского киноколлеги Папараццо, «расстреляли» бы нас своими фотовспышками ещё на трапе самолёта.

— Звезда моя. Ты становишься параноиком. Неужели вместе со славой и успехом к тебе пришла мания преследования и, выжив из твоего сердца самоуверенность и бесстрашие, отметила в нём новоселье? Смотри, как бы она не выжила из твоего сердца и любовь ко мне, — предостерёг Таню «Бледный» и, закинув в больную с похмелья голову пару таблеток анальгина, протолкнул их вовнутрь водой.

— Никакая мания не способна разрушить магию твоих чар и прогнать тебя из моего сердца, — уверенно заявила Таня и, прыгнув в постель к любимому, в доказательство своих слов, нежно поцеловала «Бледного».

— Тьфу-тьфу-тьфу. Постучи по дереву, чтобы не сглазить, — посоветовал «Бледный», пытаясь вяло уклоняться от обрушившихся на него страстных поцелуев.

ТУК-ТУК-ТУК раздались три отчётливых глухих удара по дереву.

— Ты это чем постучала? — удивлённо поинтересовался «Бледный», ощущая на своём лице прохладные ладошки Тани.

— Это не я, — отрицательно замотала головой Таня и, перестав целоваться, посмотрела на входную дверь.

ТУК-ТУК-ТУК повторно просигнализировала о чьём-то визите дверь.

— Я открою. А ты иди пока завари нам кофе. Я хочу, чтобы ты взбодрился, побрился, умылся и лёг обратно в постель. Твои самолётные воспоминания об Антарктиде не на шутку возбудили меня и пробудили во мне