Врата небесные - Эрик-Эмманюэль Шмитт

изысканностью.

Я вошел к портному. Они с женой работали, сидя рядышком на полу, скрестив ноги. Их логово изобиловало развешанными на вешалках и сложенными на скамьях образцами. На дне декоративной чаши из древесины оливы несколько украшений тоже ждало своих покупателей.

Я сказал, что желаю подарить своей жене платье и, чтобы подарок был для нее сюрпризом, выбрать в ее отсутствие ткань и фасон.

– Разумеется! – согласилась чета портных.

Я хихикнул:

– Это будет легко, мы с ней одинаковой комплекции. Одного роста, плечи одной ширины. И даже объем талии.

Супруги переглянулись и подмигнули друг другу. Женщина поднялась, сообщила мужу, что сходит отнести жрице накидку, распрощалась со мной и исчезла.

– Платье, – продолжал я, – в комплекте с длинными вуалями, которые маскируют лицо, но не полностью скрывают его.

– Разумеется.

С привычной уверенностью портной указал мне на подходящие для подобного наряда ткани. Я кивнул.

– Добавим вышивку, тесьму и жемчуг. Мне бы хотелось, чтобы это было одеяние, достойное принцессы.

– Разумеется.

Он показал модели, и мы быстро сговорились. После этого он предложил мне встать на табурет в глубине мастерской, чтобы при помощи шнурка снять мерки.

Я подчинился, смущенный тем, что мужчина подошел так близко и прикасается пальцами к разным частям моего тела, – тем более что я испытывал неловкость от нового ощущения совершенно гладкого лица и ног. Портной невозмутимо снимал размеры и записывал их. Время от времени он прокашливался; я подумал было, что это нервный тик, но скоро догадался, что тот хихикает. Встав перед табуретом на колени, чтобы уточнить длину моей ноги, портной лукаво улыбнулся мне:

– Скажи правду.

– Какую правду?

– Ты сам будешь носить это платье.

– Вовсе нет!

– Да ладно! Уж я таких повидал.

– Каких «таких»? – Я был задет.

– Вроде тебя.

Я вздрогнул, слез с табурета и отступил к стене. Что делать? Оттолкнуть его? Задобрить?

– Сколько вас во дворце? – насмешливо вздохнул он. – Сколько в квартале женщин? Тридцать? Сорок? Приятно ведь жить с ними, а?

Пожав плечами, я решительно вскарабкался на табурет и строго приказал:

– Довольно глупостей, лучше закончи свою работу!

Он ухмыльнулся:

– Такие вещи от портного не скрывают. Портной все чует. Мне ты можешь признаться. Я одел уже многих мужчин вроде тебя.

– Мужчин вроде меня?

– Без яиц! – воскликнул он, грубо сунув руку мне под тунику.

Он ухватил меня за член. И, нащупав тестикулы, изменился в лице.

Последовало молчание. Шутник убрал руку.

– Извини меня!

Я расхохотался. Ситуация вернулась в нормальное русло. Покраснев, портной продолжал бормотать:

– Сожалею о своем поступке! Я спутал тебя с одним из них.

– С кем?

– С евнухами Нимрода!

– С кем?!

– С теми, кто охраняет его жен. С теми, кого он оскопил. Прости, прошу тебя.

Покачнувшись, я присел на табурет и воспользовался смятением портного, чтобы дать волю своим воспоминаниям. Слишком много мыслей, слишком много чувств нахлынуло на меня. Ужас продолжался. Вслед за моим отцом Нимрод тоже совершал это гнусное преступление: он прикасался к неприкосновенному. С сильно бьющимся сердцем я подумал о Дереке, моем сводном брате, которого отец в девятилетнем возрасте усыпил, предварительно размягчив его плоть в молочной ванне, после чего совершил вредоносную ампутацию. Наутро Дерек проснулся в крови и страданиях, навсегда лишенный самого сокровенного. Бедный Дерек! Из-за того, что он испытал такую жестокость, я всегда прощал ему самые гнусные поступки. То, что Нимрод вел себя как мой отец, мгновенно пробудило во мне ненависть к нему. Может, мне предстоит не только освободить Нуру, но и избавить Бавель от этого бесчеловечного царя?

Я милостиво простил портного за его промах, выбрал ожерелья и браслеты и назначил дату доставки.

Где ты, Нура?

Кто ты, Нимрод?

* * *

Я лечу над женским флигелем. Подо мной стоит солнце в зените. Меня несет теплое дуновение. Всего трех взмахов крыльями достаточно мне, чтобы продвинуться вперед. Выписывая широкие и гибкие круги, я долгое время парю над этим зданием. С такой высоты рвы кажутся струйками, защитные укрепления превращаются в тонкие стенки, внутренние дворы становятся цветущими клумбами. Все делается плоским, дворец больше не тянется ввысь, Бавель утрачивает свой грозный вид, зато окружающая его долина вновь обретает свое значение и простирается в бескрайние дали, сводя город на нет.

Внезапно мое внимание привлекает какая-то фигура. Я снижаюсь, чтобы рассмотреть ее. Собака или, может быть, кошка? Слишком поздно. Фигура уже проскользнула в здание.

Продолжая свое движение, я спускаюсь еще ниже, на уровень женского флигеля. Разноцветные, гибкие и грациозные красавицы нежатся в саду, одни из них покрыты вуалью, другие – нет, кто-то отдыхает в тени. Некоторые резвятся на лужайке; самые юные, держась за руки, прогуливаются по двое или по трое. Сощурившись, я усиливаю остроту зрения, чтобы разглядеть Нуру.

Не эта… И не та…

Пока что они не обращают на меня внимания. Тем лучше! Это позволяет мне продолжить исследование. Я знаю, стоит им заметить меня, как они раскричатся и бросятся прятаться.

Эта? Или та? Посреди вон той группки девушек?

Увы, как и прежде, я рискую потерпеть поражение. В отчаянии, готовый отступиться, я опускаю правое крыло.

Что это? Там! Ну да, вон там! В уголке. Мне показалось… Это Нура? Это была Нура!

Надо вернуться, чтобы убедиться.

Нура?

Раздается какой-то свист. Мой полет прерывается. Я замираю в воздухе. Свист звучит настойчивее. Я нехотя разворачиваюсь, мои перья принимаются бить по воздуху, словно опирающиеся на воду широкие плавники.

Это была Нура?

Я проникаю за крепостные стены, различаю два силуэта, стоящие посреди открытого пространства на берегу канала, возле разящей минеральной смолой мастерской конопатчиков.

Свист приближается. Один из мужчин вытягивает перед собой руку, кисть у него в очень плотной, крепкой замшевой перчатке; я понимаю, что это насест. Я сажусь на него и…

Картинка затуманилась. Мое сознание покинуло тело сокола, и я вернулся в себя.

Я вновь открыл глаза. В оцепенении повернул голову к сокольничему и его хищнику. Впившись когтями в кожу перчатки, трепеща крыльями, птица в два счета проглотила мясо, которое дрессировщик держал на ладони.

– Спасибо, – пробормотал я.

– Ты ее нашел? – спросил он.

– Кажется, да… Но не уверен.

– Продолжи завтра. Мы остаемся в твоем распоряжении. Домой, Фалько! У нас встреча.

Он достал из сумки и бросил своему питомцу дохлого цыпленка, а затем, вновь сунув свисток в рот, вразвалку пошел прочь.

Одолеваемый головной болью, я присел на камень.

В то утро, как и в предыдущие, я применил практику, которую перенял у Тибора: сосредоточиться на каком-нибудь животном, наладить эмпатическую связь с ним, сделать его глаза своими;