Лиса и Дракон: История Химико - TurboGrafx-64

в руках врага, переходящей вещью, дополнением к грязным эльфийским деньгам. К тому же, никто не знал, что ждёт в новом плену и что будет с Нодзоми, которая останется в заложниках у царевича. Тучи всё больше сгущались над хранительницей меча и теперь её судьба зависела от выполнения чужой сделки.

Владислав же был взбешён предприимчивостью учителя. Едва гости покинули дом, царевич яростно ударил кулаком по столу и закричал:

– Что вы себе позволяете?!

– Прекрати истерику – спокойно ответил Айртон – мне же нужно было дать им дополнительный стимул, а ради этой крыски они пойдут на многое.

– А вы не могли спросить меня, прежде, чем давать стимулы?!

– Будто ты бы согласился, к тому же времени не было, идея пришла в голову прямо на ходу. Когда приходится иметь дело с лавочниками, приходится самому становится похожим на них.

– Она нужна мне, эта дрянь знает, где мой меч!

– Я и сам смогу это узнать, если хотите, причём гораздо быстрее, чем это сделали бы вы.

– Насколько быстрее?

– Когда у меня будет время, если вы не забыли, я всё ещё генерал армии и у меня куча дел, помимо ваших игрушек! На неделе я её допрошу, вас устраивает?

Владислав молчаливо согласился, хоть и всё ещё был зол на генерала. Айртон же вынул трубку изо рта и с досадой заметил, что табак в ней весь истлел.

– Целую чашу на эту обезьяну потратил, вот где настоящая беда – сказала Генри, вытряхивая пепел из трубки.

Выйдя из комнаты, царевич подошёл к Химико, которая молча сидела на полу рядом со входом в столовую. На её лице было лишь отчаяние и усталость, а прежний детский блеск в глазах почти угас, оставив место холодному смирению. Владислав всё ещё не мог смотреть на девочку без презрения, один лишь вид юной Фудзивара доводил его до гнева и полного отвращения, настолько ничтожной он её считал.

– Ты сейчас поедешь с господином Айртоном – сказал Владислав – если решилась сказать, где меч, лучше сделай это сейчас.

Химико молчала и даже не взглянула на своего пленителя.

– Чёрт с тобой! Ты ещё поплатишься за все мои мучения! – сказал Владислав и быстро ушёл куда-то на второй этаж.

– И даже со старшим не попрощался – вздохнул Айртон и встав из-за стола подошёл к Химико – поднимайся, лентяйка, не заставляй тебе волочить.

Химико послушно пошла за генералом. До дворца они добирались на машине, юной Фудзивара предварительно завязала руки Дарья, хотя Генри не считал это необходимостью. Пленница чувствовала себя странно, никогда до этого она не была столь податливой, но отчего-то сейчас разум был словно в тумане. Даже слова царевича и извинения Хинаты почти не вызвали никакого отклика. Всё сознание будто заполонило сплошное отчаяние, убеждающее, что бежать бесполезно и лучше просто подчиниться, потому что другого выхода всё равно нет. Разрушенный город тоже был Химико безразличен, хотя она не видела его уже несколько суток. Люди ютились под обломками домов и в палатах, окружённых колючей проволокой, охраняемой эльфийскими и сарматскими солдатами. Дети, женщины, старики, раненые и пленные солдаты ютились вместе в этих лагерях, рядом с пепелищем от их собственных домов. Только губернаторский дворец всё ещё стоял целым и невредимым, но развивался над ним уже флаг с головой дракона Левиафана – символа Авалонской империи.

По приезду, Химико заперли в одной из тюремных камер в подвале замка, в которой были лишь небольшая койка, стул, тумбочка без дверей, а также окно, закрываемой стальной решёткой. Юная Фудзивара присела на кушетку, положив руки на фартук. Тут она почувствовала, что в кармане фартука что-то есть. Это была семейная фотография из её комнаты, которую она забрала с собой, вытащив из рамки. Взглянув на маму на снимке, Химико вдруг вспомнила, что та осталась в плену у царевича. Апатия, затуманивавшая голову Фудзивара в доме, будто схлынула и на глазах пленницы выступили слёзы. Она поняла, что подвергла мать и брата огромной опасности, ничего не сказав Владиславу о мече и слепо подчинившись генералу.

– Что я наделала? – сказала Химико, упав на колени – мама, что я сделала?

Химико прижала фотографию к груди и долго плакала. Теперь она осталась совсем одна, не зная, что будет дальше с родителями и Акирой. Фудзивара не могла себя простить, она считала, что маму могут убить по её вине и даже узнать, где сейчас меч было невозможно. Всё будто зашло в тупик, из которого не было видно выхода.

На следующий день, Химико до вечера лежала на кушетке, отказываясь от еды, которую ей передавали через окошко. Заморить себя голодом было единственным способом покинуть этот мир в одиночной камере, хоть и не достойным наследницы самурайского рода. По традиции яматайских воинов, нельзя было допускать, чтобы голова самурая доставалась врагам, это считалось большим позором и становилось доказательством бесчестия рода в руках соперников. Фудзивара же было уже, по большому счёту, всё равно. Вся её семья уже либо была уничтожена, либо вскоре должна была исчезнуть, а значит у неё не было причин оставаться среди живых. В тот вечер, шли уже вторые сутки, как Химико ничего не ела, в плену ей дали кусок хлеба, после уборки на кухне. Пленнице казалось, что она уже вот-вот погибнет, конечности были будто из ваты, веки тяжёлыми и не открывались до конца, а боль в желудке уже почти не чувствовалась. Когда пришло время ужина, окошко в двери открылось, а охранник-эльф протянул в камеру алюминиевую тарелку с какой-то похлёбкой.

– Эй, Фудзивара,