Стальной подснежник - Дана Арнаутова

— Понял я, понял, — хмуро отозвался Эйнар, чувствуя, что хмель, ударивший было в голову мягкой горячей волной, почти выветрился, оставив только гадкий привкус во рту. — Перстень, значит, в столице?

— Да вроде больше негде ему быть. Послушай доброго совета, спроси ты ее саму. Недомолвки между мужем и женой хуже гадюки в постели. А вам теперь всю жизнь на двоих все делить. И честь, и славу, и мир в доме.

— Отчего же всю жизнь? — усмехнулся Эйнар. — Три года всего-то. А потом леди уедет обратно и забудет меня, как страшный сон. А уж я ее… Хотя нет, такое не забудешь. Ладно, старина, благодарю. И за рассказ, и за выпивку. Что, у тебя пока работы особой нет? Никто животом не мается, на зубы не жалуется?

— Да пока тихо, — вздохнул Лестер. — Девочка, что в лихорадке лежала, отошла, бегает уже. Чистый котенок, разве что не мурчит! Резвая такая, болтливая… А мальчишка молчит. Я уж с ним и так, и этак, все испробовал, что умею, — молчит. И ведь не ранен, так… поцарапался, пока сестру по лесу тащил. А душа у него спряталась, будто зверек в нору, глубоко внутрь ушла. Не помогу я ему, Эйнар. Его бы в столицу, к магам-разумникам. Только кто ж сироту повезет?

— Подумаем, — бросил Эйнар, поднимаясь. — Родных, похоже, все равно не найти, если сами не объявятся. Только там ни документов, ни писем не осталось. Можно по меткам на одежде попробовать имя узнать, да как эту одежду детям показывать? Она же в крови вся, рваная. Поздно мы до них добрались, тварей!

— Не о том думаешь, капитан. Добрались как смогли, вы же нарочно не медлили и бока на постелях не пролеживали. А подумай, сколько бы они еще народу извели, не останови ты их. Все ты верно сделал, Эйнар. По чести и по уму.

И, как обычно, Лестеру удалось найти те единственно верные слова, от которых злая тугая тетива внутри Эйнара еще больше ослабела, позволила вздохнуть, повести каменно напряженными плечами. Раньше она и не тянула так мучительно. Когда-то даже после самого тяжелого дня хватало улыбки Мари, тепла ее заботливых рук, простого присутствия рядом. Она сидела рядом с пяльцами в руках или вязала что-то, и от размеренного мелькания спиц мир наполнялся уютом и правильностью бытия. Как говорят на Севере: «Женщина без мужчины — заброшенный родник, мужчина без женщины — дикий зверь». Вот таким загнанным волком Эйнар и чувствовал себя весь последний год. Он-то думал, со временем станет легче. Все, кто его утешал, обещали, что боль присмиреет, утихнет, словно от зажившей раны. А она не стихала. Потому что была густо замешана с виной, и хлеб, испеченный из этой смеси временем и памятью, оказался невыносимо горек.

— Знаю, — криво усмехнулся Эйнар от самой двери. — Я все делаю верно. Только слишком поздно. Всегда.

Он вышел из лазарета и пошел по крепостному двору, залитому янтарно-розовыми лучами клонящегося к закату солнца. Даже серая кладка стен казалась в этом сиянии нарядной, будто румяная сладкая корка только вынутого из печи пирога. Мари еще и яйцом его смазывала поверху. Ох, да хватит же! Хватит…

Навстречу попалась пара новобранцев, несущих на кухню воду. Кожаные ведра мерно покачивались в руках, парни пыхтели от натуги. Но, завидев капитана, ведра поставили и отдали честь, как положено, склонив голову и приложив ладонь к сердцу. Учатся. Эйнар махнул рукой в ответном салюте, кивнул, проводил их взглядом. Да, с заваленным колодцем надо что-то решать. А что тут решишь, если приглашенный маг заломил такую цену, что из содержания крепости никак не выкроить? Эйнар написал запрос, как положено, а толку? Что, воды совсем нет? Ах, в роднике у подножья горы имеется! Так чего же вы еще хотите, капитан? Или у вас солдаты безрукие-безногие? Пусть таскают, им полезно. Уроды чиновничьи, сами бы попробовали по этой тропе зимой воду поносить. Когда снега наметает выше головы так часто, что разгребать его не успеваешь. Или в дождь, когда мокрая глина под ногами пластом ползет…

Мысли никак не хотели сворачивать к только что услышанному, норовя зацепиться за знакомое, привычное. Вода вот, к примеру. Или еще дрова проверить надо — зиму в этом году старики обещают суровую. Или… Эйнар поморщился. Врал морок или не врал? Почему леди Ревенгар не носит перстень? Героиня баллад, чтоб их. Знал Эйнар, как врут те баллады. Об осаде Драконьего Зуба тоже сложил какой-то ублюдок, чтоб ему всю жизнь чирьями на языке маяться. По его песне вышло, что коменданта крепости жена собой прикрыла от верной смерти… Эйнар эту дрянь услышал в городском кабаке — в глазах потемнело. Менестреля у него не то чтобы отбили — Эйнар до него добраться не успел. Тот как увидел его лицо — шмыгнул под стол, а потом в окно выскочил. Жалко… И стыдно потом было до омерзения. Вранье, конечно, подлое вранье, и каждый в городке об этом знает, но…

Так почему магичка перстень не носит?

Спросить у нее самой — правильный совет. Мудрый. Но чуялось Эйнару, что после разговора по душам о рубашках леди его пошлет со всей учтивостью далеко и надолго. Искать ответы у йотунов под хвостом.

А морок наверняка врал. Или нет? Он ведь как раз говорил про предательство… Эйнар едва не взвыл от бессильной злости — его ли дело разбираться в магических склоках? Ему бы новую жизнь как-то наладить! Чтоб Тильда с мачехой не передрались, как две кошки в одном мешке. Чтоб крепостные бабы языки придержали и научились прислуживать леди, как ей угодно. Да чтоб зиму пережить без потерь, а по весне, если парнишка из обоза не заговорит, отправить его в столицу. Хоть бы и на капитанское жалованье! Не обеднеет Эйнар, милорд Ревенгар, йотуны его побери. Вот, кстати, не спросить ли об этом леди? Ей, конечно, до немого сироты дела нет, но куда его там на лечение можно пристроить, она знать должна. И, может, к этой весне память Эйнара все-таки притихнет, зарастет коркой шрамов. Как старый вяз, который затянул ожоги буграми новой коры и живет оставшейся половиной веток.

* * *

Разбор сундуков с приданым Ло отложила на потом. Только попросила у мэтра Тюбуи подробную опись, которую тот с готовностью предоставил. Он, кажется, вообще цеплялся за любую возможность пробыть в крепости еще хоть один день. Ло даже задумалась, не связан ли интерес мэтра к Драконьему Зубу с ее столичным поклонником, приславшим черные розы, но все оказалось гораздо забавнее. Мэтр увлекался собиранием насекомых. Здесь, в горах, они уже почти попрятались на зиму, но особенно стойкие еще встречались. Упрямые, как местный комендант! Ло сама видела огромного черного жучару, влетевшего в окно спальни. Угрожающе треща крыльями, тот попытался проломить шкаф, упал на пол, взлетел и снова ринулся в бой с дубовой дверцей. Точно на коменданта похож, супруга драгоценного, толстолобого…

Жука, длиной в указательный палец и с роскошными усами, уцелевшими при таране шкафа, изловила Нэнси и преподнесла Тюбуи, пришедшему в неописуемый восторг. После этого душа мэтра разорвалась надвое: одна половина добропорядочно стремилась к месту службы в столицу, вторая страдала по сокровищам Драконьего хребта. Летучим, ползучим, жужжащим и наверняка кусачим. У-ни-каль-ным! И так же наверняка здесь еще имеется немало экземпляров, неведомых ученым! Не хочет ли миледи поспособствовать торжеству науки, а заодно оказать огромную услугу лично мэтру? Он даже готов назвать в ее честь какую-нибудь… Нет, что вы! Зачем же сколопендру? Бабочку, конечно! Вот жук получит гордое прозвание «Тюбуи драконий». А для миледи, прекрасной и великодушной, только бабочка!