Преступление по-китайски - Мэри Лондон

— Погодите! Это чудовищно… — прошептал Форбс. — Даже не верится, чтобы мать убила родного сына, и таким ужасным способом!

— Именно это с самого начала и сбивало нас с толку. Кто мог подумать, что мать способна на столь изощренную, расчетливую жестокость, тем более что Джейн Уоллес, как известно, обожала сына. Да, немыслимо… И все же еще раз повторяю, Дуглас, Брайана убила не она.

— Как это так?

От неожиданности старший инспектор даже уронил кусок пирога, от которого собирался откусить, и посадил себе на рубашку жирное пятно.

— Да, — продолжал сэр Айвори, — в спальню тогда входила не Джейн Уоллес, не она снимала со стены арбалет, не она вставляла стрелу и взводила спусковой механизм, а Вэнь Чжан.

— Вэнь Чжан?! — воскликнул Форбс. — Да что такое вы говорите!

— Джейн Уоллес отождествляла себя с Вэнь Чжаном. Она убедила себя, что китаец хочет убить Брайана именно таким способом. Она уже играет роль Вэнь Чжана. Именно Вэнь Чжан вешает арбалет обратно на стену, возвращается в кабинет, берет сумку и, снова оказавшись в спальне, раскладывает предметы на постели. Все тот же Вэнь Чжан убирает с ночного столика графин со стаканом, чтобы сбить нас со следа. А Джейн Уоллес на этом обряде смерти отсутствует. Ее сознание и память отрешаются от всего. Да и какая мать могла бы спокойно взирать на подобное зрелище, не остановив руку убийцы?

— Жуть!.. Раздвоение личности! — проговорил старший инспектор, тщетно пытаясь стереть следы пирога с рубашки. — По-вашему, выходит, она действительно считала Чжана виновным?

— О, тут я пас! Психопатов не поймешь: они действуют на редкость изощренно и хитро в отношении не только других, но и самих себя. Они умеют скрывать от себя правду, видоизменять ее, отрицать очевидное и придумывать новую реальность соответственно собственной логике. Они все мифоманы, причем на редкость изворотливые и даже очаровательные!

Вошла госпожа Пиквик — она принесла кофе. Заметив у Дугласа Форбса на белой рубашке жирное пятно, она рассмеялась:

— В Скотланд-Ярде все такие ловкие?

— И тем не менее, дорогая Доротея, — заметил сэр Малькольм, — старший инспектор прекрасно справился с делом Уоллесов.

— Да-да, читала в газетах. Какое безобразие! Эту бедную сумасшедшую упекли в Уорвикскую лечебницу. Советник Уотерхаус писал в «Таймс», что это всего лишь несчастный случай — следствие нервного срыва… Давайте-ка сюда вашу рубашку. Попробую замочить в теплой воде — может, отстирается. Хотя клубничный сок…

— О, прошу вас, госпожа Пиквик, не стоит. Госпожа Форбс, моя супруга, сама все сделает. У нее золотые руки. Сэр Малькольм, можно задать еще один вопрос? Что на самом деле связывало мадам Уоллес и Джеймса Мелвилла?

— Она просто использовала его и знала: он настолько труслив, что ради нее готов на все. А он очень гордился, что вхож в замок… Ко всем прочим грехам он, как вы догадались, оказался воришкой: здесь — жемчужина, там — статуэтки. Брайан в конце концов решил дать ему от ворот поворот, но и тут не смог возразить родной матери. Ну, а если вы о том, была ли Джейн Уоллес любовницей Джеймса Мелвилла… Впрочем, теперь это совершенно неважно. Во всяком случае именно Мелвилл предупредил ее, когда узнал, что Брайан собирается поместить мать в психиатрическую больницу.

— Но неужели он не замечал, что она рехнулась?

— Джейн Уоллес в его присутствии всегда держалась на высоте. Раздвоение личности — одна из самых серьезных форм душевного расстройства.

— Что же будет с Чжаном? Ведь замок теперь отойдет государству, так? Кому он теперь нужен, бедняга?

Сэр Айвори весело улыбнулся.

— Доротея, позовите Вэнь Чжана.

— Он здесь? — в некотором изумлении спросил Форбс.

— На кухне. Я взял его к себе. Уж очень приглянулся мне этот паренек со своими поговорками и несравненной манерой изъясняться на языке Шекспира с китайским, так сказать, акцентом…

— Ну что ж, — сказал в заключение старший инспектор, — как говорит госпожа Форбс, моя супруга, в Британском королевстве любой беспорядок заканчивается миром и согласием.

Спустя месяц по приглашению Британской библиотеки сэр Малькольм снова оказался в замке Чилтерн-Граунд — на сей раз ему предстояло посетить знаменитую библиотеку, гордость семьи Уоллесов. Его сопровождала сотрудница знаменитого учреждения очаровательная Сесилия Бартон, польщенная счастливой возможностью показать столь прославленное место не менее славному представителю Клуба графоманов.

После того как отключили сигнализацию и тяжелые бронированные двери главного входа раздвинулись, сэр Малькольм вошел в правое крыло здания, куда раньше ему так и не случилось попасть. Миновав оружейный зал, обшитую гобеленами гостиную и два салона с зачехленной мебелью, он быстрым шагом направился в библиотеку. И был буквально очарован. По правде сказать, его поразило не только собрание самых редких и знаменитых книг в Великобритании, но и само помещение библиотеки, построенное в XVIII веке по плану архитектора Томаса Арчера и отделанное лучшими мастерами-краснодеревщиками того времени.

Ко всему прочему в главном зале хранились книги, переплетенные в красную кожу — цвет Уоллесов, что придавало размещенному на полках собранию поразительное единство. Из главного зала расходились четыре коридора — они вели в другие хранилища, где помещались, занимая пространство от пола до потолка, совсем редкие издания, такие как «Трактат о парадоксах» Алькати, «О всеобщем порядке вещей» Андреа Баччи, «Трактат о снах» Кардана, «Трактат Парамирум» Парацельса, опубликованный в Германии в 1565 году и переведенный Форбергером на латинский в 1570 году.

Среди альдин были представлены «Гипнеротомахия Полифила» и «Сон Полифила», который сэр Малькольм особенно ценил благодаря гравюрам Монтеньи, а также «Похвала глупости», «Комментарии к филиппикам» и прочие «Римские древности». В этой цитадели мудрости сэр Малькольм выглядел таким счастливым, что мисс Бартон решила оставить гостя наедине с его восторгом. А между тем у него буквально разбегались глаза, ему хотелось все открыть, все пролистать и всем восхищаться. Но радость его смешивалась с грустью, оттого что нельзя было объять необъятное. Он уже не обращал внимания на хорошо знакомые первоисточники и приглядывался к тем изданиям, к которым всегда мечтал прикоснуться. Посреди зала Георга II располагался стол для чтения. Сэр Малькольм долго просидел за ним, листая труды Пико делла Мирандоллы, изданные в Болонье, Венеции и Страсбурге. Затем он ушел с головой в древнееврейскую грамматику Мюнстера и Клейнертса, потом перешел к Корану, изданному у Опорина. Немало времени уделил он просмотру «Творений» Тертуллиана с комментариями Беатуса Ренануса, ученика Эразма Роттердамского. Причем его интересовали не только сами тексты, но и то, как они были напечатаны, включая римские шрифты, курсивы, эльзевиры… В конце концов мисс Бартон вывела сэра Малькольма из зачарованного состояния. К его изумлению, было уже шесть часов вечера.