История всех времен и народов через литературу - Евгений Жаринов

В. Набоков не ограничивается одной только этой фразой. Он сводил почти все творчество великого писателя к детективным романам: «Достоевский – прежде всего автор детективных романов, где каждый персонаж, представший перед нами, остается тем же самым до конца, со своими сложившимися привычками и черточками; все герои в том или ином романе действуют, как опытные шахматисты в сложной шахматной партии. Мастер хорошо закрученного сюжета, Достоевский прекрасно умеет завладеть вниманием читателя, умело подводит его к развязкам и с завидным искусством держит читателя в напряжении. Но если вы перечитали книгу, которую уже прочли однажды, и знаете все замысловатые неожиданности сюжета, вы почувствуете, что не испытываете прежнего напряжения».[51]

Набоков прямо указывал, на какие бульварные романы ориентировался русский писатель – это эпигонская романтическая проза Эжена Сю «Парижские тайны», а рассказ о честных и нравственных проститутках и содержанках явно навеян аббатом Прево и его знаменитой «Манон Леско». Таким образом подчеркивалась французская в основном ориентация Достоевского в его творческих поисках. Косвенно на это указывает и почти дословный пересказ одной из повестей Г. Флобера в знаменитом диалоге брата Ивана с Алешей. Речь идет о Юлиане Странноприимце, о жизни знаменитого католического святого. Конечно, Флобер и Сю занимают совершенно разные ступени в табели о рангах во французской литературе. И это уже не похоже на бульварные романы, но главным здесь остается лишь ориентация на франкоязычную традицию. Создается впечатление, что для Набокова ничего хуже и быть не может. Такое пристрастное отношение одного писателя к другому могло бы стать предметом отдельного анализа, но нас интересует в данном случае совершенно иное: насколько творческий метод великого русского писателя мог «оправдать» все эти досадные промахи. Еще А.С. Пушкин сказал, что о художнике надо судить по тем законам, которые он сам на себя налагает. Свой художественный метод Достоевский назвал как фантастический реализм.

Индивидуальный стиль Достоевского во многом обусловлен особой природой реализма этого писателя, главный принцип которого – чувство иного, высшего бытия в реальной жизни. Неслучайно сам Ф.М. Достоевский определял свое творчество как «фантастический реализм». Если, например, для Л.Н. Толстого не существует «темных», «потусторонних» сил в окружающей действительности, то для Ф.М. Достоевского эти силы реальны, постоянно присутствуют в повседневной жизни любого, даже самого простого, рядового человека. Для писателя важны не столько сами изображаемые события, сколько их метафизическая и психологическая сущность. Этим объясняется символичность мест действия, деталей быта в его произведениях. Если он и описывает пейзаж, то это пейзаж идейный, нравственный. В его мире нет погоды, поэтому, как люди одеты, не имеет особого значения. Своих героев Достоевский характеризует с помощью ситуаций, этических, психологических и душевных конфликтов. Фантастический реализм в творчестве Достоевского продолжает и развивает традицию, заложенную в русской литературе еще Н.В. Гоголем. Для фантастического реализма типично изображение проблем действительности в фантастических, гротескных образах, которые тем не менее остаются узнаваемыми и не относятся к иному, сказочному миру. Достоевский считает, что в исключительных, необычных ситуациях проявляется самое типическое. Писатель замечал, что все его истории не выдуманы, а откуда-нибудь взяты. Все эти невероятные факты – это факты из действительности, из газетных хроник, с каторги, где Достоевский провел в общей сложности 9 лет и куда его сослали за участие в кружке Петрашевского. Сюжет «Братьев Карамазовых» построен на реальных событиях, связанных с судебным разбирательством над мнимым «отцеубийцей» омского острога поручика Ильинского.

С топографической точностью воссоздает Достоевский реалии города, где живут и страдают его герои. Эта журналистская конкретность идет от традиций «натуральной школы». Достоевский, внутренне близкий этому течению, навсегда сохранил особый социализированный взгляд на действительность и ее противоречия. Но было в «натуральной школе» нечто, что Федор Михайлович Достоевский категорически не принимал, считал пагубным заблуждением. Речь идет об абсолютизации роли среды, социального фактора в развитии личности. Вспомните, как возмущается Разумихин «социалистами»: «У них на все одно объяснение: среда заела. Натура не принимается в расчет, натура изгоняется, натуры не полагается!» Не все, по мысли Достоевского, предопределено средой, положением и воспитанием. Человек сам способен отвечать за то, что происходит с ним, и должен отвечать.

Но абсолютизация роли среды не была изначально присуща «натуральной школе»: вспомним, как чужд подобный взгляд Гоголю. Именно к гоголевскому реализму возвращает Достоевский «натуральную школу», снимая шелуху позднейших напластований. В целом художественный мир Достоевского сродни фантастической реальности, созданной Гоголем.

Одним из ранних опытов Достоевского в сфере «фантастического реализма» можно назвать повесть «Двойник» (1846), в которой отражена история мелкого петербургского чиновника со всеми его проблемами и страхами. Достоевский показывает типичного «маленького человека», господина Голядкина, который влачит жалкое существование, мечтает о продвижении по службе и изредка пытается доказать себе, что он не так мелок, как всем вокруг кажется. Он ругается с камердинером, посещает врача, жалуясь ему на злоумышляющих врагов, ездит за покупками, пытается прийти на именины дочери статского советника, своего «благодетеля», откуда его, впрочем, выставляют, как «нежелательного» гостя. Его жизнь переполнена незначительными событиями, мелкими хлопотами и карликовыми амбициями.

Но в какой-то момент история Голядкина приобретает фантастический оттенок, потому что у него, такого обычного и ничем не примечательного, вдруг заводится двойник, точная копия, даже с тем же самым именем и фамилией. Отношения между оригиналом и копией развиваются по сложнейшему сценарию, увенчиваясь сценой отправки оригинала в сумасшедший дом. Двойник, Голядкин-младший, фигура фантастическая, его появление окутано тайной, и вплоть до самого финала читатель так и не сможет ответить на вопрос о достоверности его существования. В духе фантастического реализма мы можем задаваться вопросом о том, стал ли двойник порождением воспаленного воображения сходящего с ума героя, или все же его фигура вполне материальна и он на самом деле сплел интригу с целью устранения своего оригинала. Окончательного ответа Достоевский не дает.

Усугубляя реалистичность происходящего, фантастический персонаж участвует в обыденной жизни, обладает всеми чертами мелкого петербургского служащего, пронырлив, бесчестен и гнусно «подсиживает» свой оригинал на службе. Такое сочетание фантастического и обыденного, узнаваемость в фантастических объектах черт действительности типично для фантастического реализма. Один из первых таких двойников в европейской литературе – Джеральдина, теневая сторона идеализированной Кристабели в одноименной поэме Кольриджа, написанной в 1797 году.

Продолжил эту традицию немецкий романтик Э.Т.А. Гофман. Его повесть «Двойник» и оказала непосредственное влияние на Достоевского.