Фазовый переход. Том 1. Дебют - Василий Звягинцев

– Ну если все давно спланировано и проработано, чего ж еще и нам в эти дела лезть? – Шульгин с видимым облегчением пожал плечами и принялся выбивать золу из трубки. – Сущности умножать. Пусть работают, как наметили. Сил и средств у коалиции братских армий достаточно, а уж как государь Император ими распорядится… Ему жить. А нам куда интереснее будет к старой проблеме вернуться…

– Это какой же? – приподнял бровь Воронцов.

– Да мы ж так тогда в Москве и не разобрались, кем и как все было организовано. Кто дырки в пространстве времени делал, кто моего аспиранта Затевахина вербовал, каким образом на целый город мо́рок навели, что десять миллионов, считай, и не заметили, какие у них там дела творились[69]. Очень много недоумений осталось, а даже с помощью Антона и Сильвии ничего выяснить не сумели. Абидно, панимаэшь!

Вот на эти темы с вашим господином Сарториусом и мистером Арчибальдом Арчибальдовичем побеседуем. Как раз по нам задачка. И, если вы, конечно, не возражаете, направление президента Ойямы и вашего агента Лютенса на себя возьмем. Линия Сарториуса как-то уж очень наглядно с проблемой нынешних США перекликается…

– Тут с вами никто не сравнится, – совершенно искренне воскликнул Фест, от всей души преклонявшийся перед дипломатическими и прочими способностями Александра Ивановича и Андрея Дмитриевича. Уж сколько они для него сделали и сколько уроков преподали – «ни пером описать, ни гонораром оплатить».

Вадим даже с некоторым садистским удовольствием представил, как Шульгин начнет окутывать Сарториуса в кокон своих силлогизмов, апорий и антиномий, как паук муху, чтобы потом предложить ему выбор из «прочих равных». Да нет, выбор, скорее, будет предлагать уже Новиков, умевший, мысленно поигрывая «мизерекордией»[70], ставить понятные пациенту точки в конце изящно выстроенного разговора. Видел такое Фест неоднократно и сам кое-чему научился у старших товарищей.

Но некая заноза в глубине ляховской натуры оставалась, беспокоила, ныла, и показалось ему, что сейчас, во время этого вроде бы откровенного, без скрываемых обеими сторонами «задних мыслей» разговора, выдернуть ее – самое время.

Он попутно удивился, как это у него вдруг мелькнула такая мыслишка – насчет «обеих сторон»? Словно бы ни с того ни с сего из подсознания всплыло ощущение, будто хоть в чем-то он и старшие товарищи могут оказаться «по разные стороны баррикады». Не происки ли это очередной Ловушки Сознания, решившей активизироваться именно сейчас. Значит, разговор нынешний действительно в чем-то судьбоносный, раз кто-то из Игроков или просто иммунная система Гиперсети начали реагировать.

«С Шульгиным и Новиковым об этом сейчас говорить не стоит, – подумал Вадим, – а вот Константина Васильевича проинформировать – в самый раз. Нужно будет сегодня же его разыскать».

Фест успокоился и спросил то, что давно хотел, но то ли стеснялся, то ли случая не было.

– Я, может, бестактность допускаю, но не дает мне покоя мысль – а зачем вам это все, Александр Иванович, Андрей Дмитриевич?

– Что? – не понял или только сделал вид Новиков.

– Да вообще все! Только что вернулись бог знает откуда и опять ввязываетесь. И реальность моя вам всем чужая, ваша в восемьдесят четвертом на самом деле закончилась. Не только социализм, просто нормальная жизнь. Я же ваши записки читал, Андрей Дмитриевич, и разговаривали мы… О чем только не разговаривали. Вам что, на самом деле так уж важно нынешнего российского президента с американским помирить, или Англию на благо царя Олега на колени поставить?

– А ты? – спокойно спросил Шульгин. – Ты зачем? Когда я к тебе тогда, сразу после Перевала, подошел и предложил вместе с нами над «Защитой реальности» поработать, ты ведь не послал меня подальше, согласился почти сразу.[71]Хотя «Мастера и Маргариту» к тому времени читал, а то и перечитывал…

– Ну, я! Мои обстоятельства вы лучше меня знаете. Не понимаю даже, зачем спрашиваете…

Новиков, все время занимавшийся трубкой (очень полезная вещь для отвлечения внимания собеседника от своего лица), закончил ее набивать собственной многосоставной смесью, долго и тщательно прикуривал. Только когда клуб добытого из «Петерсена» дыма наконец достиг нужного размера и плотности, он сказал с ощутимой грустью в голосе:

– Да понимаешь, Вадим, показалось нам, что пришла пора долги отдавать…

– Какие долги, за что? И кому?

– За все. Задолжали мы Отечеству! Сбежали из него, как «колбасные эмигранты», когда, может быть, наши кое-какие способности очень бы пригодились. Глядишь, мыслеформу нужную в нужный момент создали, и – вуаля! Тогда ведь ничего еще не было решено!

– Или – убрали бы вас всех, и меня попутно, чтобы у серьезных людей не путались под ногами, – негромко, словно тоже размышляя вслух, сказал Воронцов. – Вас – когда Ирину спасать кинулись, меня – когда из Антонова Замка вышел.[72]

– Если б убрали – и говорить не о чем бы было, – упрямо возразил Новиков. – Но живы же до сих пор? Значит, по-прежнему за свои поступки отвечаем. «Перестройку» в том виде, как она случилась, не допустить могли? Наверное. Дубликатор народу преподнести, чтобы, значит, ни продовольственной проблемы, ни дефицитов никаких, ни зависимости от Запада больше в России не было? Могли наверняка. И левашовский «совместитель» на благо народу использовать? Да элементарно…

– Я…

– Подожди, – остановил резким жестом Феста Шульгин. – Спросил, так слушай теперь. Мы, значит, в эмпиреи сбежали, развлекались, по мирам странствовали, всеми мыслимыми благами пользовались, а люди в это время… Ну, сам помнишь, как многим тяжко приходилось и как страна разваливалась, и тэ дэ и тэ пэ. А мы – ну будто бы «новые русские» в это время на Мальдивах отсиживались…

– Но вы же и на войне, и в Югороссии…

– Ага. Как Гусев в «Аэлите» – «Я пять (или сколько там?) республик учредил». Что от его «республик» толку, что от наших…

– Что-то тебя на самобичевание и разрывание рубашек потянуло, – скривил губы Воронцов.

– Отнюдь. Понятно, что ни дубликатор, ни СПВ нынешнему человечеству в руки давать нельзя было. И дорогу на Валгаллу открывать. Тогда, в восемьдесят четвертом… И сегодня тем более нельзя. Однако… – вместо Шульгина ответил Новиков. – Есть у Твардовского такое стихотворение:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны.

В том, что они – кто старше, кто моложе —