Шоу для завистницы - Лариса Кондрашова
Шрифт:
Интервал:
Однако, несмотря на то что я умею скрывать свои чувства, провести Найденова мне не удается.
— Я все-таки тебя огорчил, — говорит он. — И сам не знаю почему, но с тобой у меня все получается невпопад. Наверное, оттого, что я… робею.
— Что? Я не ослышалась?
— Не ослышалась, — нарочито тяжело вздыхает он. — Ты — такая знаменитая, такая титулованная, да еще и кандидат наук. Слушай, многие женщины к сорока годам такого не достигают, а тебе нет и тридцати.
Я ничего не отвечаю, но про себя сожалею, что все свои восхваления моих достоинств Михаил Иванович не позволил себе в присутствии Марины Константиновны. Вот бы она послушала!
Мысленно проговариваю это и вдруг понимаю, что думаю так скорее по привычке еще того времени, когда я все хотела что-то доказать Лавровым. Чтобы они поняли, что я не хуже их, а теперь… Я же выздоровела! Ну да, у меня прошла хронически запущенная болезнь.
Больше не вспоминается мне, как когда-то, ни презрительный взгляд Лавровой, ни ее явное моральное превосходство. Наоборот, помнится какой-то потерянный Петр Васильевич и его жена, тоже поникшая. Оба понимали, что с освобождением Лаврова их проблемы не ушли. И вряд ли его соратники оставят своего приятеля в покое, уж больно приличный кусок в баксах они ему насчитали.
Даже если они и думали обратиться за помощью к своему сыну, то вовсе не были уверены в том, что сыночек на их просьбу откликнется.
Я и сама не знала, почему представляла Евгения законченным мерзавцем. Раньше ведь я считала, что он просто слаб духом.
Да пусть он и откликнется, и заберет своих родителей к себе в Америку, но что-то я увидела в них такое, отчего мне больше не хотелось принадлежать к их роду. И стало почти безразлично, что там они обо мне думают!
Разве такие отношения у меня с моими родителями? Мы — прежде всего близкие люди, готовые всегда прийти друг другу на помощь, а уж бросить в беде… никому бы из нас и в голову не пришло.
А самое смешное, я ведь так ничего и не сказала о себе, не похвасталась своими достижениями, которые должны были бы убедить Марину Константиновну в том, что она была ко мне несправедлива.
Теперь я могла отпустить на волю свое воображение и не мешать ему представлять, что было бы, возьми Лаврова тогда, шесть лет назад, меня с собой. Чего греха таить, мне мечталось об этом. Я представляла себе идиллические отношения с моими новыми родственниками и как они полюбят нас с Мишкой, когда поймут… Что они должны были понять, я, оказывается, представляла себе довольно смутно.
Нет, теперь я ни о чем не жалела. Все сложилось правильно в моей жизни. И то, над чем подшучивает Найденов, целиком моя заслуга. Я сама себя сделала.
А моя маленькая фирма… Это всего лишь переходный этап к чему-то большому, по-настоящему важному, чему, я пока еще не решила. Как будто бежала, бежала, добежала до финиша, но это был всего лишь один из этапов жизненной эстафеты, а таких этапов у меня впереди еще много. Я твердо в этом уверена.
Едва наш самолет из аэропорта Внуково поднимается в воздух, как я засыпаю и сплю до самой посадки в родном городе. Даже странно, что меня так потянуло в сон. И в самом деле, как при выздоровлении после тяжелой болезни. Надолго затянулся мой давний стресс. Говорят, в молодости все переносится легко, а у меня, видно, вирус был особый, потому и болела я долго, с осложнениями.
В самолете Найденов сел рядом со мной. Он, видимо, надеялся, что хотя бы в самолете мы с ним поговорим по душам и он объяснит мне все про наши с ним отношения. После банкета он проводил меня до моего номера, но на попытку со мной поговорить, как накануне, я ответила извинением:
— Прости, Миша, я почему-то так устала, что совершенно не способна к разговорам. Или к игре в шахматы. Я элементарно иду спать!
Невольно приходит на ум стихотворение нашего с Мишкой любимого поэта:
Каждый платит, покупает,
Так и вечер наступает.
У Савелия-скворца
Денег стало пол-ларца,
У Игната-индюка —
Половина сундука.
А курица Настя —
Прямо курам на смех:
У нее вся выручка —
От баранки дырочка.
В том смысле, что любая другая женщина на моем месте уж не упустила бы такого крутого жениха, как Найденов. Подумаешь, что-то ему там показалось. Можно было убедить, объяснить, в конце концов, рассказать ему, какой он хороший и как любая женщина о таком мечтает, даже если у него совсем нет денег…
Правда, тут есть еще кое-что: Найденов мне помог, и помог серьезно, но ждет ли он от меня за это особой награды? Должна ли я ему как-то компенсировать перенесенные переживания? Ведь та история, в которую я его втянула, могла кончиться далеко не так хорошо, как на самом деле.
— Ничего вы мне не должны! — с сердцем говорит Найденов, и я с испугом взглядываю на него: неужели все-таки он читает мои мысли? Уж больно часто и впопад мне говорит, словно в ответ на мои мысли.
Михаил Иванович пропускает меня вперед по проходу и отбирает у меня сумку.
— Я помогу донести!
Мы с ним опять переходим на вы, как будто ничего между нами не случилось. Ни того вечера в его номере, который чуть не закончился… Вот потому и переходим, что «чуть» по-русски не считается, как говорили мы в детстве.
— Я вас довезу? — полуутвердительно предлагает Найденов.
— Спасибо, но меня встречают, — говорю я, заметив в толпе встречающих белокурую головку Кати.
А ведь я вовсе не просила ее встретить меня. Просто позвонила вечером к ней домой, спросила, как там она справляется с нашими разбойниками и не появилась ли у нее в связи с этим мысль завести второго ребенка.
— Второго? — шутливо ужаснулась Катя. — У меня только что мелькнула мысль, не прибить ли и этого? Разбаловался, управы на него нет. Все перед дружком выпендривается.
— А как Мишка себя ведет, не наглеет?
— Мишка? Что ты, он такой обстоятельный маленький мужичок. Я случайно слышала, как он уговаривал Димку: «Если ты будешь так баловаться, нам не разрешат жить с тобой вместе». У Димки ведь мечта появилась: попросить у тети Ани, чтобы она отдала нам Мишу, представляешь?
— Ничего, вот ты отправишься в свою Европу, он поживет у нас, так что мечта ребенка близка к осуществлению.
— Вообще-то Европа не моя, — смеется Катя. — Тебе сына позвать к трубке?
— Позови, — прошу я, чувствуя, как от предвкушения у меня замирает сердце. Как же я соскучилась по своему мальчику!
Мишка тоже. Слышно, как он частит и задыхается от волнения. Как бы ни старался он выглядеть мужчиной — об этом я ему порой говорю, — но он все равно ребенок.
— Мамочка, тетя Катя говорит, ты скоро приедешь?
— Завтра, сынок, в два часа дня.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!