Если боги за нас! - Владимир Малыгин

Прошёл к столу, придвинул лавку, основательно уселся, требовательно посмотрел на хозяев. Лавка чистая, скоблёная, хорошо. Зашевелились под взглядом, задвигались, подали требуемое, вытащили из одной из корзин широкую бутыль, вопросительно посмотрели на меня.

— Вино? Какое?

— Наше это, местное. Как раз такое же я на продажу вёз… — опять понурился капитан.

Однако на судне он побойчее и посмелее был. Семья расслабила? Похоже.

— Садитесь, поговорим.

Присел хозяин на корявый стул напротив, жена так и осталась у очага стоять. Руки только на поясе под передником сложила. И дочка головёнку у неё из-за… ну пусть будет спины высовывает, в запахи внюхивается, словно мышонок. Не пойдёт так, не полезет мне кусок в горло.

— Тебя как зовут? Труда? — посмотрел на женщину.

— Гертруда, сеньор. Трудой только муж называет, — тихо ответила женщина. Даже уже не хозяйка. Принесённые мужем горестные вести лишили её какого-то внутреннего стержня. Ещё надломится…

— Хорошо. Гертруда, садись рядом с мужем. И не смотри на него, это мой приказ, и не вздумай ослушаться. Вот так, хорошо. Бодуэн, дай-ка жене вон того цыплёнка. Что? Не цыплёнок это? Да какая разница? Дай ей эту птицу, всё равно, как она там называлась, когда ещё живая бегала. Теперь же это просто кусок вкусного мяса. А ты… Как дочку-то звать? Верта? Вот и хорошо. И её за стол к себе на колени возьми. Да подложите ей всякого вкусного побольше, не бойтесь. Вот, другой разговор! — обрадовался, когда маленькие зубки вгрызлись в коричневую пупырчатую шкурку. Только вот зубиков не хватает, редкие зубики-то. Но да ладно. Постепенно голод взял своё. Какими бы ни оказались принесённые в дом вести, а кушать хочется всегда.

Посмотрел я тут краем глаза, почему у Гертруды фартук был запачкан. Это она что-то вроде теста замешивала, печь собиралась. Шкафов в доме как таковых не было, только узкие полки на стенах кухонной половины, да деревянные же лари, ну или сундуки, кому как удобно называть. Так что всё на виду.

— Что печь собралась? — подождав немного, пока утолят первый голод, обратился к хозяйке.

— Лепёшки… — опять зажалась, испугалась, даже кусок на стол положила, который до этого старательно обгрызала.

Не поторопился ли я с расспросами? Да нет, что я сюда — смотреть пришёл, как они животы набивают? Накручивал себя, стараясь не обращать внимания на оголодавшую семью. Всем не поможешь. А дело не ждёт, уже солнце вниз упало, на судно пора возвращаться.

— Слушайте меня внимательно, второй раз повторять не буду. Судно так за мною и останется. Но! Капитаном на нём оставляю тебя. С этого времени ты служишь только мне и никому больше! Товары будешь возить тоже только те, что я тебе дам! Это запомни твёрдо. Здесь, в твоём городе, я куплю дом и открою в нём… ну, не знаю, пусть будет лавка. При ней и будешь состоять. Понял? Хорошо, — дождался ответного кивка. — На море никакого разбоя. Узнаю, шкуру спущу и с тебя самого, и с твоих домашних. Если кто будет спрашивать обо мне или что-то от тебя требовать, всех отсылай туда же. В лавку. Понял? Опять молодец. В месяц буду платить лично тебе, как капитану, серебряный. Доволен? Держи аванс. Вижу, что доволен. И ты меня не благодари, Гертруда, мужу своему поклонись, потому что в этом его заслуга, повёл себя правильно, показал, что пригодиться мне может. Да, забыл. Вино! Завтра придёшь на корабль, разберёмся с твоими кредиторами. Кто это такие? Да не важно, завтра сам всё поймёшь. И служи честно. Обманывать меня не советую. Всё равно рано или поздно об обмане узнаю, тогда головы не только ты лишишься. А так будет вам счастье. Не провожай меня.

Поднялся и вышел на улицу, оставив за собой могильную тишину в доме. Одно радует, успел увидеть безумную искру надежды, мелькнувшую в глазах женщины. А мелкая… Что мелкая? Так и точила, не отрываясь, свой кус прожаренного мяска. Лишь бы на здоровье.

Бойцы подхватились, переглянулись со мной, моргнули понятливо и в полной тишине пошагали на корабль по знакомой дороге и по враз опустевшей улочке. Потом поговорим.

Поздно вечером, сразу же после заката, когда стремительно уходящий в ночь солнечный день стыдливо прикрылся серым занавесом коротких сумерек, наконец-то появился Даниэль. Тяжело проскрипели сходни, словно жалуясь на свою незавидную долю и заодно оповещая нас о гостях. Караульный тревоги не поднял, значит, свои. А из своих в городе был только наш торговец с охраной.

Надо встретить, заодно разомнусь лишний раз, потому как вынужденное безделье уже успело за день надоесть. Остановился у трапа, наблюдая с горечью, как медленно поднимается на борт мой старый друг, осторожно поддерживаемый под руки с боков своими охранниками, как задевает за поперечные досочки своими полусапожками. Подал руку, подстраховал при спуске на палубу. Надо бы для такого случая вдоль сходен стойки поставить и канаты натянуть, мелькнула виноватая мысль. Чтобы руками можно было держаться.

Даниэль опёрся на борт, отдышался, не отрывая взгляда от моего лица, улыбнулся, подбадривая. Это что у меня такое на лице нарисовалось, что меня подбадривать надо?

— Уф-ф, старость не радость. Вот только в такие моменты и понимаешь, что возраст уже берёт своё. Вроде считаешь себя молодым, скачешь по дому годовалым телёнком, а выберешься на улицу, походишь немного, похлопочешь и сдуешься. Устал.

— Присядешь? Водички вот испей. Или тебе узвару подать?

— Мне бы сейчас лучше прилечь, ноги вытянуть. Находился за день, наломал кости. А попить можно и воды, коли она у тебя с собой. Отдохну чуток, потом и переговорим. Или невтерпёж?

— Конечно, невтерпёж. Но сколько-то могу подождать. Или с тобой посидеть, а ты и расскажешь, пока отлёживаешься, а? — перехватил кружку с водой у Ратши, протянул Даниэлю. Придержал посудинку снизу, пока не удостоверился, что тот её держит крепко.

Торговец кивнул благодарно, аккуратно припал к краю. Оторвался, встряхнул опустевшую посудину, заглянул сожалеючи внутрь и вернул уже не мне, а так и стоящему рядышком бойцу.

— Ну, хорошо. Только не сразу за мной ступай. Погоди немного, переоденусь хоть.

Проводил взглядом еле-еле перебирающего ногами торговца, бережно поддерживаемого с двух сторон, вздохнул тяжело. Больно смотреть, когда твои друзья слабеют. Поднялся, посмотрел в сторону города, на глазах окутываемого ночной тьмой, отметил кое-где загорающиеся жёлтые пятна светильников, подошёл к Последу.

— На всякий случай караул увеличь, мало ли что в голову местным придёт? Ночью всем с арбалетами стоять… Да и днём тоже. Что-то чуйка моя зашевелилась. И что-нибудь перекусить Даниэлю принесите. Пусть силы восстановит. Я к нему пойду, потом к себе. В случае чего меня сразу же будите, даже если пустяком покажется.

— Будет сделано. Боярин?

— Что?

— Может, нам походить ночью по городу, вдоль стен полазить?

— Хорошо было бы. Только сначала поговорю с торговцем, новости узнаю, вот тогда и решим, стоит ли в ночь выходить. Посиди пока на палубе.