Багдадский вор. Трилогия - Андрей Олегович Белянин

опытный в таких делах Али решил, что раньше этот монах был знатным визирем. А вот второй, тот, что пониже, с проникновенным лицом и неподражаемо-честными глазами, знал этикет, поэтому говорил много, но по существу и с требуемым подобострастием…

– Да будет Аллах, всемилостивейший и всемогущий, благосклонен к твоему дому и наполнит его золотом так же, как душу твою радостью и весельем! Чем могут бедные дервиши служить тому, чьё имя гремит от Каира до Багдада?

– Кто вы?

Голубоглазый удивлённо вскинул брови, вопросительно глянул на товарища, кивнул в сторону юноши и покрутил пальцем у виска. Говорливый дервиш укоризненно поцокал языком и поспешил объясниться:

– Мы два сводных брата. Всю жизнь провели в пустыне, направив бренные помыслы к величию Аллаха, и он снизошёл до нас. После семнадцати лет бессонных молитв нам был ниспослан дар предвидения. Мой бедный брат нем от рождения, но Аллах даровал ему свои милости. Теперь он показывает, какие беды ожидают того или иного человека на его жизненном пути, а я, недостойный, облекаю его жесты в слова, понятные слуху правоверных.

– Если это окажется ложью, вы оба будете сварены в котле с кипящим маслом! – на всякий случай поугрожал шехметовский племянник, от любопытства пощипывая себя за первые усики над верхней губой. Дервиши незаметно переглянулись: молодой господин заглотил наживку, оставалось красиво подсечь, и он на крючке!

– Всё в руках Аллаха, да не оставит он нас, презренных, и не бросит души наши в пасть иблиса… Чтоб его задница дала поперечную трещину! – значимо заключил второй бродяга, почти дословно истолковывая выразительную жестикуляцию первого.

– Аллах велик, – признал Али Каирский. – Итак, что он говорит устами твоего немого брата о моей скромной персоне?

Первый дервиш, тот, что с царственной осанкой, понял намёк и начал своё выступление с традиционного русского поклона в пояс. Далее пошла пантомима или, если хотите, театр одного актёра. Синхронный перевод второго монотонно прокручивался в ушах молодого эгоиста, который во все глаза смотрел на разыгрывавшееся перед ним представление. Ей-богу, стоило посмотреть уже на то, какими жестами немой иллюстрировал классическую фразу: «Велик Аллах на небесах, и чудесны деяния его!» Описывать всё шоу не имеет смысла, поэтому коснёмся только наиболее значимых моментов.

– …И тогда я сказал себе: не может быть! Избранница такого благородного юноши не может так низко пасть… (От звука рухнувшего плашмя тела задрожали фарфоровые пиалы!) Она чиста, как первый снег, и неприступна, как вершина минарета! Но Аллах, всемилостивейший и… и… (демонстрация бицепсов в двух положениях!) и всемогущий, видит насквозь любое семя греха, свившее гнездо в печени правоверного мусульманина. Он говорит: не верь! Не верь невинным глазкам, пухлым губкам, мясистым тить… уп! В общем, женская красота коварна-а-а… Эй, я уже сказал, что коварна! (Почти двухминутная демонстрация самых ярко выдающихся женских достоинств, причём на самом себе и до того выразительно, что зритель заелозил на коврике.) Ты думаешь найти в ней радость сердцу и утешение телу? Увы… да отсохнет мой язык за то, что говорю вслух такие вещи! Ибо не каждая жемчужина падает к нам несверлёной, кобылица – неезженой, верблюдица – других не знавшей! (Эти жесты лучше просто представить, описывать, как их изображал дервиш, – не поднимается рука.) А потому не суди нас строго, не дай твоему гневу совершить необузданный поступок. Прими из первых рук волю Аллаха и поставь вопрос на… на… на что? На голо-сование?!! Тьфу, шайтан тебя раздери, мой неприличный брат!.. Будь сдержанней в высказывании божественных откровений, это уж слишком откровенно…

Вот где-то на этом моменте мини-спектакль и закончился. Али поначалу ничего не понял, даже поаплодировал, слегка… Потом до него постепенно, не без помощи второго дервиша, стала доходить важность и своевременность полученной информации.

– Так вы, дети шакалов, хотите сказать, что моя невеста… не верна?! Да я своей рукой обрежу ваши…

– Мы лишь открываем правоверным то, что сокрыто завесой времени, – безропотно поклонились оба, но говорил, естественно, один. – Для нас не важна награда или похвала, милость или наказание, хлеб или плеть. Аллах говорит нашими устами, и лишь перед ним мы несём ответ за свои грехи…

– Но… если вы… – Пальцы молодого господина сомкнулись на дорогом кривом кинжальчике, а в глазах сверкнула такая угроза, что дервиши невольно попятились. Затем первый толкнул второго, покорчил рожи, и тот послушно пояснил:

– Чего орать-то? Возьми да и проверь, японская мама!

– Что-о? – От удивления племянник Шехмета замер степным сусликом, а говорливый брат, убедившись, что правильно понял немого, продолжил уже спокойно и не торопясь:

– Не терзай свою душу сомнениями, ибо они дурно влияют на кровь, сгущая её в жилах. Небеса говорят, что сегодняшней же ночью твоя избранница откроет лицо всему Багдаду и не будет мужчины, не отвернувшегося от бесстыжей. Если же в наших словах есть хоть капля лжи – покарай нас своим самым большим ятаганом. Мы в твоей власти и не уйдём из города. Аллах да защитит души бедных дервишей!

Это был очень эффектный разворот темы. Теперь Али Каирский не мог даже пальцем тронуть «наглецов», не покрыв своё имя позором. Поскрипев зубами и поскрежетав кинжалом в ножнах, он принял единственно возможное в данной ситуации решение, абсолютно устраивающее всех:

– Я соберу моих людей и буду ждать вас сегодняшней ночью у ворот мошенницы Зейнаб. Если она или её мать, Далила-хитрица, строят за моей спиной плутни – их смертный час близок! Если же вы ошиблись в толковании воли того, кто ошибаться не может, – вас погонят в ад палками мои рабы! Вы слышали волю Али Каирского…

– Слушаем и повинуемся. – Дервиши, кланяясь, попятились к дверям. – Мы остановимся у мечети Гуль-Муллы и там будем ждать суда молодого господина, да не оставит его Аллах своими милостями и благодеяниями!

…Толпа, ожидавшая за воротами, провожала бродяг почти два квартала, потом они проявили поразительную прыть и успешно скрылись в лабиринте перепутанных улочек. Где-то далеко на окраине города дервиши наконец-то смогли расслабиться.

– Уф… интересно, у высокородного Шехмета все племянники такие тугодумные или через одного?