📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаВнутренний враг. Шпиономания и закат императорской России - Уильям Фуллер

Внутренний враг. Шпиономания и закат императорской России - Уильям Фуллер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 110
Перейти на страницу:

Мясоедов покинул Петербург первым же поездом на Либаву. Остановившись ненадолго, чтобы переговорить с Самуилом и Борисом Фрейдбергами, он проследовал дальше в Германию, где уединенно провел несколько дней в берлинском отеле, пытаясь разобраться в своей жизни. Единственным человеком, которого он известил о своем местонахождении, была Евгения Столбина — ей была послана открытка с просьбой не волноваться, мол, все хорошо и он скоро вернется. Таким мы последний раз видим Мясоедова накануне начала войны, разразившейся всего несколько недель спустя.

Сергей Николаевич, подобно многим европейцам своего времени, воспринял начало войны со смешанным чувством подъема и облегчения. Будучи патриотом, он осознавал, что война позволит ему вернуться в армию, где, возможно, он будет полезен родине. Одновременно война явилась избавлением от отвратительных и неприятных домашних обстоятельств. Его поражения — на службе, в бизнесе, даже в семейной жизни — забудутся. Будто заново родившись, он сможет забыть горести прошлого и покрыть себя славой. Чего он, конечно, не мог предвидеть, так это того, что война приготовила ему не славу, а позор. Война станет последним актом в пьесе жизни Мясоедова, а человеческая злоба и простое невезение сделают этот последний акт совсем коротким.

Глава 5. Первая фаза войны

Летом 1914 года, 28 июня, на улице боснийского города Сараево девятнадцатилетний больной чахоткой юноша Гаврила Принцип, вооруженный револьвером, смертельно ранил ехавших в открытом автомобиле наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену. Вслед за этим, после шести недель дипломатического кризиса, началась Первая мировая война.

Вопреки распространенному мнению, Великая война не была ни случайностью, ни ошибкой. Ее невозможно считать ни неизбежным следствием гонки вооружений, ни прорвавшимся нарывом, образовавшимся от разделения великих держав на два враждующих альянса. Одним словом, это отнюдь не была «война, которой никто не хотел». В 1914 году государственными деятелями разных стран были предприняты именно те шаги, которые заведомо должны были привести к войне, и причина заключалась в том, что политические цели, которые они преследовали, представлялись достаточно важными, чтобы ради них подвергнуть себя и весь мир опасности крупномасштабной бойни. В случае всех основных стран-участниц, за исключением Германии, цели эти были связаны с национальным выживанием либо с ключевыми вопросами национальной безопасности.

В Вене справедливо полагали, что за сараевскими заговорщиками стояли организовавшие и вооружившие их элементы в правительстве Сербии. Оставив это преступление безнаказанным, Австрия тем самым поощрила бы резкий рост национализма, прежде всего южнославянского — той взрывоопасной силы, которая представляла единственную серьезную угрозу существованию империи Габсбургов. По этой причине ультиматум, выдвинутый Веной Белграду 23 июля, ставил сербов перед жестким выбором между отказом от национальной независимости и вступлением в войну.

Причины, заставившие Россию выступить в поддержку своих сербских союзников, были не менее серьезными. Здесь еще свежо было воспоминание о перенесенном в 1908 году унижении со стороны Германии и Австрии, когда Петербург не смог ни помешать аннексии Веной Боснии и Герцеговины, ни получить за это компенсацию. Члены российского Совета министров не верили в причастность Белграда к сараевскому покушению и не считали представленные Веной доказательства неопровержимыми1. Министры также твердо были убеждены, что военное уничтожение Сербии будет равносильно новому унижению России, причем на этот раз последствия могут оказаться фатальными. Откажись Россия протянуть сербам руку помощи, она тут же окажется отодвинутой в ряды второстепенных или даже третьестепенных держав, утратив значительную часть своего престижа и влияния в мире. И, что еще хуже, многочисленные оппоненты режима внутри страны несомненно интерпретируют бездействие власти как свидетельство ее слабости, а такого рода общественное мнение способно породить восстания, беспорядки, а то и революцию. Нельзя забывать и о том, что решение о вступлении в войну Совет министров принимал на фоне недавних стачек, сопровождавшихся актами насилия и возведением баррикад на рабочих окраинах столицы. Однако только после тяжелых сомнений и активных уговоров со стороны Сухомлинова и министра иностранных дел Сазонова Николай II подписал наконец указ, позволяющий начать всеобщую мобилизацию — направленную против как Австрии, так и Германии.

Правительство Третьей республики держалось того мнения, что для безопасности родины необходим баланс сил, равновесие же это полностью зависит от сплоченности и мощи франко-русского союза. Следовательно, оставаться сторонним наблюдателем, когда Германия с Австрией изготовились к бою с Россией, совершенно невозможно, поскольку такая позиция в конечном счете неизбежно приведет к поражению России. Без сильной России существование Франции в Европе станет небезопасным, поскольку при таком раскладе сил весь континент в скором времени окажется под германской пятой. Не желая даже допускать мысли о таком кошмарном будущем, Франция была полна решимости встать плечом к плечу с Россией, не дожидаясь, приведет ли развивающийся кризис к формальному casus foederis, то есть юридической ситуации, которая потребует от Франции приступить к выполнению обязательств об оказании взаимной помощи по союзному договору.

Конечно, в случае немедленной реализации в начальной фазе войны плана Шлиффена, предполагавшего нанесение Германией первого и основного удара на западе по Франции, не приходилось всерьез надеяться на то, что конфликт ограничится рамками Восточной или Южной Европы.

Тот же план Шлиффена в конечном счете способствовал и вступлению в войну Британии. Имея общие с Францией и Россией интересы, Британия, однако, не была связана ни с одним из этих государств союзническим договором и поэтому формально могла не отправлять экспедиционные силы на ту сторону Ла-Манша. Однако, как известно, план Шлиффена предполагал нарушение Германией нейтралитета Бельгии. Кардинальный принцип британской политики со времен Генриха VIII гласил, что интересы национальной безопасности требуют участия Лондона в любой коалиции, которая ставит своей целью предотвращение гегемонии в Европе одного государства, особенно если оно намеревается установить контроль над Нидерландами, естественным плацдармом для вторжения в Англию. Этот принцип повелевал теперь Британии выступить против Вильгельма П, как в прошлые столетия жители островов боролись с Филиппом П, Людовиком XIV и Наполеоном.

Как тут не прийти к очевидному умозаключению, что основной груз вины за развязывание войны лежит на Германии. Конечно, впоследствии все вовлеченные в войну стороны составили собственные списки территорий, которые желали бы приобрести за счет побежденных, однако Германия руководствовалась жаждой экспансии с самого начала. Решение начать войну было, по выражению Фрица Фишера, «ein Griff nach der Weltmacht», стремлением к власти над миром: Германия желала опрокинуть status quo, перенести европейские границы и захватить заморские колонии. Австрия выдвинула ультиматум Белграду прежде всего из-за выданного ей Берлином злосчастного карт-бланша, посулов ничем не ограниченной помощи. Без поддержки и одобрения Берлина Вена никогда бы на это не осмелилась. Таким образом, прежде всего именно решения, принятые Германией во время июльского кризиса 1914 года, привели к тому, что раздор между Сербией и Австрией разросся до размеров общеевропейской войны2.

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 110
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?