Семь лет за колючей проволокой - Виктор Николаевич Доценко

доставлялись разнообразные строительные материалы, и прежде всего продукция нашего завода — древесноволокнистые плиты.

Кстати, такие плиты, особенно цветные, используемые для отделки любых помещений, особенно при ремонте стен и полов, были довольно дефицитным материалом. Некрашеная плита на чёрном рынке, то есть краденая, стоила три рубля, а цветная — до пятнадцати.

Воспитанный на уважении к чужой собственности, особенно к государственной, я не шёл ни на какие компромиссы со своей совестью. Прекрасно сознавал, что занимаю место, на которое претендуют многие, готовые ради него на любую провокацию, чтобы скушать меня с потрохами. Всё шло нормально, пока я не перешёл дорогу своему непосредственному начальнику, старшему прорабу СМУ с гнилой фамилией Тухель, прозванному за внешнее сходство с героем фильма «Борманом».

Как-то он приказал загрузить шаланду пятьюдесятью листами ДВП. Обычно он выписывал мне накладную, но в тот раз, сославшись на устную договорённость с заведующим складом и спешку, ничего не дал мне на руки. Почувствовав, что здесь что-то нечисто, я приехал на склад, но загружаться не стал, пока заведующий складом не выдаст мне накладную, объяснив ему, что без документов меня могут тормознуть в пути и арестовать неоформленный груз.

Заведующий складом долго сопротивлялся, но я твёрдо стоял на своём, и тогда он предложил созвониться с «Борманом». Рассказав о моём упрямстве, завскладом послушал «Бормана», потом протянул мне трубку. Прораб тоже попытался уговорить меня, и с каждым последующим словом тон его менялся, вскоре он перешёл на крик. А чем громче на меня кричат, тем спокойнее я становлюсь.

Вдруг Борман резко замолчал и после паузы сказал:

— Хорошо, загружайся и приезжай ко мне — я выдам тебе накладную!

— Извините, но без накладной я никуда не имею права ехать! — упрямо напомнил я прописную истину.

Забыл заметить, что был конец рабочего дня, а везти плиты нужно было километров за триста.

— Хорошо, дай мне завскладом! — недовольно процедил Борман.

Что он ему там говорил, неизвестно, но, положив трубку, тот выписал мне накладную и сказал, что Борман распорядился загрузить плиты, приехать с ними в управление, часа три-четыре отдохнуть в комнате отдыха вместе с водителем и, как только рассветёт, отвезти груз к месту назначения.

Чисто интуитивно я ощущал, что плиты «левые», но в чём был подвох, понять не мог. Чтобы максимально обезопасить себя, пока загружались плиты, я слетал на попутной машине к «Борману» и буквально заставил его поставить свою подпись на накладной.

— Напрасно ты пошёл против меня, ох и напрасно! — угрожающе произнёс на прощание «Борман».

— Я не против вас, товарищ прораб, я выполняю инструкцию, которую, кстати, вы меня и заставили выучить, — возразил я спокойно.

— Не ехидничай…

Чтобы не утомлять уважаемого Читателя излишними подробностями, вкратце расскажу о том, что было дальше.

Когда рассвело и мы с водителем тронулись в путь, он вдруг со смехом говорит:

— Знаешь, Режиссёр, что-то машина слишком легко идёт: наверно, хорошо выспалась!

Мы рассмеялись, и тут меня словно током ударило.

— Стой! — кричу я, выскакиваю из кабины, лезу в кузов, откидываю брезент, а там пусто…

Короче говоря, утром меня вызывают к начальнику СМУ. У него на столе (видно, заготовленная с вечера] докладная «Бормана», в которой я обвиняюсь в хищении пятидесяти листов ДВП!! И, кроме того, ещё в разнообразных грехах, вплоть до оскорбления начальства и применения к нему физической силы.

Попытался объяснить, оправдаться, но Кирьянов просто не захотел меня слушать: вызвал милицию, меня арестовали и посадили в КПЗ. Вечером ко мне явился… Начальник уголовного розыска — молодой парень очень приятной интеллигентной наружности. Я его узнал сразу — Валентина показывала его фотографию. Одним словом, законный муж той, с которой я крутил любовь. У меня похолодело внутри. Если он даже просто догадывается о чём-то, то мне каюк.

Вероятно, что-то отразилось на моем лице — капитан ехидно, как показалось, смотрел на меня несколько минут и молчал. Потом неожиданно подмигнул. Я не понял, что бы это могло значить, и не знал, как себя вести.

Он похлопал меня по плечу:

— Я всё знаю, Доценко, Валентина рассказала…

Наверное, у меня был довольно глуповатый и растерянный вид.

Капитан улыбнулся:

— Не ты первый, не ты последний, к сожалению… Дело в том, что я очень люблю её и своих сыновей, да и Валечка меня любит. И не могу её винить: неделями дома не бываю, а она очень страстный человек, да ты и сам знаешь. И довольно об этом… Давай рассказывай, как тебя подставил «Борман»? Не удивляйся, Валя так красочно описала твой характер, что я уверен: ты не мог пойти на кражу…

Подробно обо всём рассказав и вручив ему накладную, подписанную «Борманом», я замолчал и уставился на капитана.

— С накладной всё ясно, — помолчав, отмахнулся капитан. — Но я знаю Бор… Тухеля достаточно давно, чтобы не сомневаться в том, что теперь он не успокоится, пока тебя не отправит назад в колонию. И поверь, добьётся своего! Хорошо, если не раскрутит ещё по какой-нибудь статье…

— И что же мне делать? — обречённо спросил я.

— Ладно, попробую тебе помочь, — вздохнул капитан.

— Как? Вы хотите мне помочь?

Чего угодно, но такого я не ожидал от человека, с которым так некорректно обошёлся, хоть и не по своей вине.

— Ты продержался у Вали больше месяца, значит, ты не просто прохожий, а человек, в которого она влюбилась. Жениться на ней ты вряд ли захочешь, следовательно, Валя будет страдать… Вот и напрашивается логический вывод: тебя нужно устранить с глаз долой. На подлость я не способен, а тут такой случай, который даёт возможность убить двух зайцев: помочь человеку, попавшему в беду, и спасти свой брак. — Всё это он объяснил с такой спокойной рассудительностью, что я проникся к нему симпатией.

— Знаете, товарищ капитан, мне много встречалось ментов, но такой порядочный встречается впервые! — со всей искренностью воскликнул я.

— Спасибо на добром слове!

— Это вам спасибо!

— За что?

— За то, что вы такой, какой есть…

— Один тебе совет, Доценко, не говори никому, что я пытаюсь тебя перевести на другое место, и постарайся поменьше попадаться на глаза «Борману»…

Позднее я понял, что предупреждения капитана были небеспочвенными. Прораб оказался такой мразью, такой мстительной сволочью, что две недели, которые пришлось провести под его началом, показались мне такими долгими, словно прошло два месяца. Самым критическим моментом стал последний день пребывания в Княж-Погосте. Правда, тогда я ещё не знал, что он, на моё счастье, был последним. «Борман» вновь подставил меня под статью, и на этот раз, дойди