Просто любовь - Таммара Веббер

— Ничего, — ответила я на вопрос Кеннеди, — я ничего не хочу от тебя слышать.

Мур был достаточно рассудителен, чтобы не настаивать на продолжении разговора, который зашел в тупик. Поблагодарив меня за то, что я пришла к нему домой в четверг, он пообещал связаться со мной, как только вернется в кампус. Последнюю реплику я оставила без ответа.

* * *

Жаклин,

похоже, твой бывший хочет тебя вернуть. Или, по крайней мере, он желает чего-то большего, чем дружба. Вопрос только в том, чего хочешь ты.

Моя семья — это только я и мой отец. В День благодарения он был более разговорчив, чем обычно, потому что к нам приезжали старые друзья. Когда мы вдвоем, мы можем молчать по нескольку часов. У нас в доме целыми днями царит полное безмолвие, если не считать реплик вроде «Извини» или «Передай соль».

У папы есть лодка, которую он сдает напрокат. Сейчас ею мало кто интересуется, и все-таки даже в это время года он иногда организует глубоководную рыбалку или возит людей смотреть местных птиц. Вот и сегодня у него туристы, поэтому в пять утра мы попрощались, и к обеду я уже был у себя.

ЛМ

Лукас был от меня в десяти минутах езды. Я боролась с желанием написать ему, что тоже приехала. Мои шансы на победу в этой борьбе были невелики.

Я распаковалась и затеяла стирку. Сейчас, пока мало кто успел вернуться из дому, в прачечной нашего этажа было полно свободных машин. А вот завтра все съедутся — и здесь будет аншлаг. Теперь я выбирала такие моменты, когда, чтобы постирать одежду, не нужно было шастать по этажам. Ни в коем случае не пользоваться боковой лестницей вошло у меня в привычку. Я изобретательно обходила это неприятное для меня место, даже если бывала не одна. Моих уловок никто не замечал, кроме Эрин. Во второй раз, когда я сказала: «Ой, я кое-что забыла в комнате! Встретимся внизу», подруга смерила меня проницательным взглядом.

А как-то вечером она напрямую спросила:

— Боишься идти на лестницу, да?

Я в тот момент как раз красила ногти на ногах кроваво-красным лаком. Услышав такой вопрос, я уставилась на кисточку и, стараясь, чтобы рука не дрожала, принялась себя успокаивать: «От кутикулы к краю, от кутикулы к краю…»

— А ты бы на моем месте не боялась?

— Боялась бы.

В следующий раз, когда мы целой компанией направились к боковой лестнице, Эрин уже сама сказала:

— Вот дерьмо! Забыла в комнате кошелек. Джей, пойдем со мной, ключ ведь у тебя, — и, повернувшись к остальным, добавила: — Мы вас догоним через пять минут.

Я. Я вернулась.

ЛУКАС. Думал, до завтра не приедешь.

Я. Планы поменялись.

ЛУКАС. Вижу. Вечером свободна?

Я. Да.

ЛУКАС. Поужинаем?

Я. Да.

ЛУКАС. Заеду за тобой в 7.

— Раньше парни никогда для меня не готовили.

Лукас улыбнулся. Он нарезал овощи и полил их каким-то соусом, ингредиенты которого только что смешал.

— Вот и хорошо. Значит, ты не будешь возлагать на мою стряпню слишком больших надежд.

Выложив содержимое миски на лист фольги и скрепив края, он поставил этот сверток в духовку, где уже что-то готовилось.

Я потянула носом воздух:

— Мм… Вкусно пахнет. И, судя по тому, как ты ловко управляешься, ты опытный повар. Не хотелось бы тебя пугать, но на этот ужин я возлагаю огромные надежды.

Он включил таймер, вымыл и вытер руки, а потом отошел от столешницы и подвел меня к дивану:

— У нас есть пятнадцать минут.

Мы сели рядом, и Лукас стал изучать мою руку. Он трогал прохладными подушечками мои короткие ногти (я стригу их, чтобы не мешали играть на контрабасе), водил по чувствительным желобкам между пальцами, вертел мою кисть, ласково ее поглаживая. Наконец он медленно нарисовал на моей ладони спираль. Я смотрела на него, как будто загипнотизированная мягкостью его прикосновений.

Пальцы Лукаса скользнули между моими пальцами, мы соединили ладони, и он потянулся ко мне, чтобы усадить к себе на колени. Его губы дотронулись до моей шеи, чуть повыше ключицы. Через несколько минут прозвонил таймер, но я не слышала звонка.

Лукас достал из духовки две отдельные порции, завернутые в фольгу. Внутри свертков оказались куски красного луциана, которого он поймал два дня назад, овощной салат и картошка. Фрэнсис принялся вопить, как пожарная сирена, и не угомонился, пока не получил причитающееся ему угощение. Мы сели за крошечный столик, стоявший возле единственной пустой стены, и я спросила:

— Привык готовить для себя одного?

Он кивнул:

— Последние года три — да. А раньше готовил на двоих.

— Ты сам готовил? Не родители?

Он кашлянул, насаживая на вилку кусочек картофелины.

— Мама умерла, когда мне было тринадцать. До этого, конечно, она была на кухне главная. А потом… мне оставалось или научиться готовить, или трескать одни тосты и рыбу, что, как я подозреваю, мой отец и делает, когда меня нет дома. Хотя время от времени я напоминаю ему, чтобы покупал фрукты или какую-нибудь зелень.

Так. Пока все совпадало с тем, что говорил о себе Лэндон: живет с отцом, ни братьев, ни сестер нет. Трудно было не обратить внимание на такое совпадение, и, думаю, Лукас это понимал. И все-таки для разоблачения его двуличия момент был не слишком подходящий. Ведь человек секунду назад сказал мне, что еще ребенком потерял мать.

— Извини, я не знала.

Он кивнул, но тему развивать не стал.

После того как мы поели, Лукас выпустил кота на улицу, потом вернулся к столу, взял меня за руку и отвел к себе в спальню. Ничего не говоря, мы лежали на боку лицом друг к другу. Его прикосновение было почти нестерпимо легким. Он прошептал что-то, щекоча своим дыханием мою щеку, процеловал дорожку от уха к ключице и стал неторопливо расстегивать пуговицы моей белой блузки. Открыв одно плечо, он дотронулся до него губами. Я вздохнула и закрыла глаза. Почувствовав мои пальцы у себя под рубашкой, Лукас сел, быстро стащил ее через голову и отбросил в сторону, а потом накрыл меня своим телом и снова стал целовать.

Его губы требовательно разжали мои. Я положила руку ему на бок, туда, где были начертаны таинственные письмена, и почувствовала, как по его телу пробежала дрожь. Мы перевернулись, и Лукас стащил блузку с другого моего плеча. Она так и висела у меня на локтях, пока он целовал кожу над светло-бежевыми чашечками бюстгальтера. Мое тело тянулось к нему, как будто под действием статического заряда.

Ничего не говоря и не объясняя, Лукас остановился перед чертой, которую я провела неделю назад. Наш диалог сводился к междометиям и тихим неясным звукам. Все они означали только одно — радостное принятие того, что происходило сейчас между нами.