"Подводный волк" Гитлера. Вода тверже стали - Вильгельм Шульц

— Вы следуете букве закона, а есть еще и дух закона. И согласно этому духу предатель должен быть наказан, причем неотвратимо наказан, независимо от процессуальных тонкостей! — не унимался он.

«Вот тебе и адмирал Кречмер, хорошо хоть остался жив — но адмирал ему теперь точно не светит… стало быть, и мне банкиром не быть… И теперь понятно почему… Сука, поймать бы этого предсказателя — ведь наврал, специально все наврал. Чтоб денег получить… Цыган херов!»

— Ну… не факт… — заметил Рёстлер, слегка успокоившись. Неужели Ройтер произнес все это вслух. Или партайгеноссе просто взял и угадал его мысли?

— Мы захватим Англию, освободим Кречмера, и он еще послужит фюреру, — высказался, как обычно, в своем духе Рёстлер. — Так что зря вы поносите медиума… зря… еще не вечер…

Ройтер грустно покачал головой.

— Не знаю. Такое впечатление, что вы присутствовали при этом гадании.

— Да что гадание, что вы такое особенное могли спросить у этого «дельфийского оракула». Один — карьерист, другой — романтик, третий — пылкий влюбленный, которого застают в борделе. (Ройтер вспыхнул и набрал в рот воздуха, чтобы что-то возразить, но не успел.) Нет, конечно, грустно, — продолжал Рёстлер, как бы не слыша его, но, с другой стороны, — ты можешь праздновать победу — ты теперь первый в подплаве по сумме потопленного тоннажа…

— Знаешь, я бы дорого дал за то, чтобы быть последним…

Не вязалось это как-то все одно с другим. Шепке — и вдруг мертв. Это было какой-то глупой шуткой. Вполне в стиле Шепке, с другой стороны… «Все будет чики-пуки!» Ой ли?.. Что осталось от этого веселого неунывающего парня? Остались этюды, наброски и портрет Вероники… Да-да. Но больше такой портрет никто не нарисует. Больше не будет ничего. Надо будет передать все это во Фленсбург. Скоро май, на День Матери[61]он обязательно должен появиться дома. Но как им объяснить? Иоахим погиб, а ты? Триппер фальшивый лечил? — ай, молодец!

— Что теперь? — пробормотал Ройтер.

— À la guerre comme à la guerre, — прищурился партайгеноссе. — Уж не хочешь ли ты сказать, что смерть друзей помешает нам достичь великой цели? Смерть друзей — это жертва на нашем великом пути.

— Нет, конечно. Но Шепке жаль, он бы много мог сделать и для Рейха, и для фюрера… Он был очень талантливый художник.

— В этой войне мы потеряли многих талантливых людей, к сожалению. Наша цель оплачивается дорогой ценой. Но придет время, и благодарные потомки вспомнят всех их. Когда-нибудь в Германии будет заложен огромный линкор с новейшим вооружением, и будет он называться «Иоахим Шепке».

Ройтер не стал ждать так долго. На следующий день у парящего орла на его «парусе» клюв и лапы были покрашены в красный цвет, символизируя кровавую добычу, и к композиции добавилось Flensburg rächt sich[62]— каллиграфически выписанное готической вязью. Возможно, это было чересчур брать на себя заявления от имени целого города, но Ройтеру было все равно. Теперь он твердо знал, за что сражается.

Mit Gewitter und Sturm aus fernem Meer —

mein Mädel, bin dir nah!

Über turmhohe Flut vom Süden her —

mein Mädel, ich bin da![63]

Хор матросов из оперы Вагнера «Летучий Голландец»

Благим порывам по отношению к семье несчастного Шепке не дано было осуществиться, потому что 15 мая 1941 года Ройтер вышел на боевое дежурство. Он задумал немного отклониться от курса, чтобы отдать последний долг другу. Так и было сделано. Они шли в квадрат, где последний раз выходил на связь Шепке. Двум смертям все равно не бывать. Опять же, дальше фронта не пошлют… Да и надоело все это. Почему именно он за все в ответе? Ну, пустил себе пулю в лоб старый идиот. Так сам и виноват. Эка невидаль — жена изменила… Что за сопли штатские! Конечно, Веронику жалко. Ей вообще в чутком пиру похмелье: ни мужа — ни меня — ни хрена, короче, у бабы не осталось. А почему, собственно, «ни тебя»? Да потому что ты — в море. А, как известно, все люди на земле делятся на три типа — живые, мертвые и моряки. То есть ты, получается, «соскочил». Да уж… что и говорить, — замечательно! Соскочил… В ад!..

Примерно так он рассуждал в короткие минуты, когда мог себе это позволить. Вскоре они достигли искомой точки, Ройтер построил команду на баке. После короткой речи из носового орудия было сделано три выстрела осветительными. На этом официальная часть и закончилась. Ройтер велел разойтись и вышел на нос. Команда поняла — началась неофициальная церемония прощания друзей — и не мешала. Командир достал специально припасенную для этого бутылку травяного шнапса и, отпив большой глоток, вылил остаток в серые волны. «Эх, Шепке, Шепке… хорошо, наверное, тебе ТАМ. Вотану[64]скоро, очень скоро, понадобятся хорошие подводники, а пока развлекайся…» Он размахнулся и забросил пустую бутылку подальше в серые буруны. Море шевелилось острыми краями невысоких волн, красный закат вполнеба освещал высокие горы лиловых туч на горизонте. «Как же красиво-то, твою мать!.. — подумал Ройтер. — Жалко, что я не могу нажраться как свинья…» — и через минуту скомандовал:

— Ложиться на прежний курс! Квадрат BE 38…

Надвигался нешуточный шторм. Все вокруг говорило о том, что в скором времени небо рухнет в океан.

На следующие сутки, когда шторм уже был в самом разгаре, ему пришло радио от командующего. Сообщили приоритетные цели — крупные английские военные корабли. Собственно, грузовики он топить и так не торопился. Тем более что и не было их. Жесточайший шторм и туман не позволяли эффективно патрулировать на поверхности, и он отдал приказ на погружение… Ройтер никогда не шел наперекор погоде. Раз туман, так лучше ориентироваться по гидрофону, по крайней мере, не столкнешься ни с чем. Да и зачем сношать людей? Когда надо будет, они не смогут выполнить задачу. В сильном тумане лодка слепа, а эсминец вооружен радаром и мощным прожектором. Ориентируясь по сонару, Ройтер прилежно патрулировал квадрат, время от времени всплывая, пока вдруг акустик не нашел прямо по курсу шум винтов групповой цели. Полночи они шли на предельной скорости и только утром погрузились. В 9.00, когда к шуму винтов еще добавились звуки артиллерийской дуэли, высунули перископ. А там бушевал ад. Океан бурлил от разрывов. Огромные волны накрывали трубу. В полумраке свинцового утра был виден силуэт красавца-«Бисмарка». Его-то уж ни с чем не спутаешь! Серое небо, серый туман, серо-черный силуэт, вокруг которого время от времени загорались ярко-желтые фонари орудийных вспышек. Создавалось впечатление, что корабль шел под всеми огнями. В первую секунду Ройтер не понял, почему у него на мачте белый огонь, да еще таких размеров. Потом догадался — мостик горит.