Влюбленная герцогиня - Элоиза Джеймс

Ее взгляд мог бы испепелить кого угодно, однако Себастьян, никогда не испытывавший перед ней робости, остался жив.

— Вы должны прекратить свои визиты в спальни мужчин. Вдруг кто-нибудь, кроме меня, увидит, как вы покидаете мужскую спальню? Ваша репутация и так уже висит на волоске.

Эсма начала закипать от ярости, но она никогда не показывала мужчине свой гнев или другое истинное чувство.

— Мужчина или женщина? — проворковала она.

— Что? — опешил Боннингтон.

— Кто меня увидит, мужчина или женщина?

Он скрипнул зубами.

— Мужчина!

Она взглянула на него, досчитала про себя до сорока, потом чуть заметным ленивым движением плеч слегка приспустила корсаж, и без того едва прикрывающий ее грудь.

— Не трудитесь отвечать. Полагаю, вы способны откупиться от любой неприятности. Джентльмену очень повезло.

Эсма одарила его соблазнительным взглядом.

— Я всегда плачу свои долги.

Хотя внутри у Эсмы все кипело, на лице не мелькнула даже тень гнева. Она старалась придумать еще какое-нибудь дерзкое замечание, когда лорд протянул руку и на миг прикоснулся к ее щеке.

— Не надо.

В коридоре наступила абсолютная тишина.

— Что не надо?

— Не делайте этого. Нет необходимости. Сексуальная аура спала с нее, как тяжелый плащ.

— Вы совершенно ясно выразили свои чувства, милорд. Вам не стоит опасаться, что я попытаюсь соблазнить вас.

Черт бы побрал эти синие глаза! Они умоляли, стараясь унять ее гнев. Потом он вдруг схватил Эсму за плечи и медленно-медленно потянул к себе, не спуская с нее глаз. И она пошла к нему, словно кролик под взглядом удава.

Их поцелуй длился до тех пор, пока Эсма не почувствовала его руки на своей груди и не осознала, что дрожит, готовая застонать… Она мгновенно пришла в себя и так резко отпрянула, что ударилась головой о стену.

— Извините.

Что-то ушло из его глаз, они стали опять голубыми.

— Это мне следовало бы извиниться. За то, что я задержал вас, — закончил он.

Порыв ярости заглушил неистовый стук ее сердца.

— Я могу понять, что вы считаете мой долг аннулированным, милорд?

Эсма присела в глубоком реверансе, уверенная, что ее грудь теперь полностью видна.

— Пожалуйста, не надо, — сказал он нетвердым голосом.

Опять возникло то странное ощущение, как будто вокруг исчезли все звуки.

— Я должна идти, — спокойно ответила Эсма.

Она прошла мимо, не удостоив его взглядом, и побежала по коридору.

В горле у нее пересохло, рука сжала пустой бокал.

— К твоему сведению, я действительно увидел нечто такое, что мне понравилось.

Кэм сделал шаг и остановился перед Джиной, Она снова почувствовала его свежий лесной запах, только почему-то с привкусом мела.

— Могу я это взять?

Сначала она не поняла вопрос.

— Почему от тебя пахнет мелом? — спросила она, выигрывая время.

— Прежде чем приступить к скульптуре, и работаю на бумаге.

— Значит, ты рисуешь богинь? — Она пыталась не думать о его вопросе. — А Эсма…

Но он закрыл ей рот поцелуем и осторожно высвободил из ее пальцев стакан. Джина расслабилась: «Да, бери что хочешь». Правда, она не сказала этого вслух, было слишком легко добавить: «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».

Кэм, видимо, тоже забыл свой вопрос, он был всецело поглощен игрой с ее волосами.

— У тебя необыкновенные волосы, — прошептал он. — На фоне горящего камина они сами пьлают, как огонь.

— Весьма поэтично, — сказала она и постаралась крепче прижаться к нему.

— Я рисовал не богинь. Оказалось, я рисую тебя, — с некоторым удивлением ответил Кэм.

— Но ведь я совсем не богиня. — Честно говоря, это признание не доставило ей радости.

— Ты лучше, — хриплым от страсти голосом произнес он.

Ее окатило волной удовольствия: он целовал ей шею с таким поклонением, словно она и вправду была богиней. Но это все же не то, чего она хотела. Не совсем то…

Джина провела руками по его спине, и герцог, нежно поцеловав ее щеку, без промедления занялся мочкой уха. Она затрепетала, чувствуя, как под ее пальцами напряглись его мускулы, и вдруг с силой притянула Кэма к себе.

— Если ты не возьмешь это, — пробормотала она, — тогда возьму я.

Кэму не требовалось особого приглашения. Его искусно-ленивый, распаляющий страсть поцелуй заставил Джину позабыть обо всем на свете, а когда он скользнул руками по ее груди, она, беззвучно вскрикнув, изогнулась ему навстречу.

— Кэм!

Открыв глаза, она увидела, что он смотрит на нее: взгляд по обыкновению смеющийся и бесстыдный.

— Желаешь поэкспериментировать, леди жена? — шепотом спросил он.

Джина кивнула, в ушах у нее грохотал океанский прибой. Но Кэм ждал, приподняв бровь, его рука медленно двигалась по ее груди. Она снова притянула его к себе и держала так крепко, как только могла. Это нельзя было назвать лаской, скорее мертвой хваткой утопающей женщины.

— Черт возьми, поцелуй же меня!

— Герцогиня ругается, — засмеялся он. — Только поцеловать?

Почему его голос настолько спокоен, в то время как у нее он был хриплым от желания? Джина кивнула. Тогда Кэм подхватил ее на руки, отнес на кровать, рывком спустил лиф пеньюара и начал целовать обнажившуюся грудь. Джина громко вскрикнула и, казалось, уже не могла остановиться. Всякий раз, когда он втягивал ее грудь в рот, она снова кричала и выгибалась под тяжестью его колена, пытающегося раздвинуть ей ноги.

Кэм снова дернул за пеньюар, который аккуратно разорвался по шву между кружевами и шелком, опять склонился над нею, и она запустила пальцы в его волосы.

Неожиданно Кэм лег сверху, и теперь единственной преградой между их телами были его панталоны да шелковая ткань. В ответ на ласки Джина бессознательно покачивала бедрами и, закрыв глаза, молилась, чтобы муж понял, чего она хочет, без унижающих ее просьб. Кэм остановился. Убрал руки.

— Нет, — выдохнула она.

— Джина. — Она притворилась, что не слышит. — Мы должны остановиться.

— Нет!

Он засмеялся, и Джина открыла глаза.

— Как ты можешь смеяться?

— Я смеюсь не над желанием, если ты спрашиваешь об этом. — Поднявшись, Кэм сел на край постели.

Каждая частица тела дрожала от удовольствия, разочарования и страсти. Желтый шелк разорванного пеньюара сбился на сторону, обнаженная грудь с бледно-розовым соском бурно вздымалась. Это было прекрасно, хотя и выглядело и ощущалось совсем по-другому, не как час назад.