Румия - Виктор Владимирович Муратов

ребят в дом. В маленьких комнатках холоднее, чем на дворе. В доме чисто и уютно. Ребята знали, что Степан Петрович не женат. Но откуда же на окнах чистые, накрахмаленные занавески? В аккуратных деревянных рамках портреты писателей, вышитые крестом. Пусть рамки сделал сам комсорг, а вышивки?

Над маленьким письменным столом висит желтый барометр. Стрелка показывает «Переменно». На столе сверкающая медная модель пирса с цепью и якорем. На якоре лежит ручка, выточенная в форме торпеды.

— Где это вы такую штуковину купили? — не выдержал Цоба. — Это же стоит, ого!

— Такой штуки нигде не купишь, — ответил Кольцов. — Сам сделал.

— Сами? — удивились хором ремесленники.

— Да, и в войну дело в руках не остыло. Вот и мастерил в свободные от вахты часы. У нас на корабле многие этим занимались. — И, улыбнувшись, словно вспомнив что-то, Кольцов добавил: — Кружок даже такой организовали. Руководить меня заставили. Мы такие штуки вытачивали. Сейчас во флотском музее хранятся.

— Здорово!

— Вот бы и нам такой кружок?

— А что? — обрадовался Степан Петрович. — Инструмент есть, желание есть. Остальное от нас зависит.

— Дывысь, хлопцы, — крикнул вдруг Мишка, указывая на фотографию в ракушечной рамке. — Цэ ж наш Павел Андреевич! Хиба и вин моряком був?

— Гвардии капитан третьего ранга Кукин, — торжественно произнес Кольцов. — Мой непосредственный командир, вместе мы воевали, вместе списались и вместе сюда, в Тирасполь, приехали. Повидал он на своем веку. Вот поживете, узнаете, что за директор у нас.

Во дворе хлопнула калитка. Степан Петрович выглянул в окно:

— Полундра, боцман идет. Вроде чисто в комнате, а? Строгий у меня боцман. Сестренка моя, Иринка.

— Степа! — раздался звонкий девичий голосок. — На, прочти вот «Днестровскую правду». Расписали про… О! Да тут и герои в полном сборе! Здравствуйте!

Сашка остолбенел. Иринка! Вот как ее зовут. Потому-то она и знает все.

— Ну чего вы будто воды в рот набрали? Читали? Нет? Тут же про вас, про вас! Вот.

Ремесленники подошли к Иринке. Только Сашка остался на месте. Так запросто перед всеми, перед комсоргом выдать свои чувства! И чего вот смотреть в окно, когда все в газету смотрят? Глупо же? Глупо. С опозданием до Сашкиного слуха дошли слова:

— «Благодаря этой инициативе ремесленное училище металлистов сможет выполнить важный заказ механического завода. Сейчас уже сдано более тридцати тонн ценного металлургического сырья. В дни воскресников особенно отличаются учащиеся Цоба, Брятов, Сырбу, Качанов, Потапенко. Они составили свои личные планы и теперь постоянно их перевыполняют…» — ну и так далее, в том же духе. Читайте. Там и про нас сказано. — Иринка отдала газету Цобе и сразу же по-домашнему, ласково обратилась к брату: — Чаю попьем?

— Играй на чай, товарищ боцман! Хлопцы, полундра! Раздвигай стол! Все на камбуз!

Сашку опять пробрал озноб. Еще чего не хватало, в ее доме чай пить. Он покосился на свои руки. Ну так и есть: стружка въелась, ничем не выковырнешь. Утащил их комсорг из цеха, даже не успели помыться.

— Ну ты чего, Качанов, словно к полу прирос? — окликнул Сашку Степан Петрович.

На столе появились конфеты, печенье. Ребята глотали слюну, косились на лакомства, выставленные на высокой вазе.

— Не стесняйтесь, мальчики, садитесь, — приглашала к столу Иринка.

— Да мы не хотим, — соврал Сашка.

Все невольно рассмеялись.

— Не трави, Сашок, — улыбаясь, проговорил Кольцов. — Чтобы не хотел конфет, не поверю. В училище вам этих вещей пока еще не дают.

— Да у меня руки… — растерянно проговорил Сашка. — Где же можно умыться?

— А это нам сейчас боцман организует. Иринка, слей Александру.

Иринка глянула на Сашку. Она тоже впервые слышала его имя. От этого взгляда Сашка смутился и заторопился во двор.

— Вот сюда, Саша, под яблоню. Там пемза и мыло.

Блестящие от металлической пыли руки отмывались с трудом.

В яблоневом цвету гудели пчелы. Изредка падали лепестки, они медленно осыпались и, кружась, просвечивались на солнце.

— Я тоже люблю стихи, — сказала Иринка. — Особенно Лермонтова люблю.

Иринка подняла ковш. Расплескала воду. Кристальные брызги упали на траву. Торжественно произнесла:

Когда весной разбитый лед

Рекой взволнованной идет,

Когда среди полей местами

Чернеет голая земля

И мгла ложится облаками

На полуюные поля…

Иринка задумалась.

— Скучно, — проговорил Сашка.

— Что ты? — удивилась Иринка. — Поэту было скучно, оттого и стихи…

— Я бы про весну не так писал. — Сашка помолчал, прислушиваясь к жужжанию пчел.

— Вот и пиши как знаешь.

— Да, — вздохнул Сашка. — На словах одно, а…

— А на бумаге: «На берегу, где Днестр зеркальный, нечаянно вам надавал». Так? — Иринка рассмеялась.

— Я же просил тебя не смеяться, — нахмурился Сашка.

— Не обижайся. Наоборот, хочу просить тебя еще написать стихи.

— Про что?

— Про Первое мая, про рабочий праздник. Чтоб девочки послушали да не считали бы вас хулиганами.

— А я думал…

Сашка все время ждал, что же скажет Иринка о его стихах? Не возвращает она их, значит, понравились.

— Ой! — вскрикнула Иринка. — Пчела!..

— Где? — вскинулся Сашка.

— У меня на шее. Сейчас ужалит!

— Не трогай руками. Я водой ее. Не дыши.

Сашка налил в ладонь воды и занес руку.

Пчела спокойно сидела на синеватой жилке. Жилка то вздувалась, то снова исчезала, и желтая пчела терпеливо покачивалась на ней.

Сашка брызнул водой на пчелу. Пчела упала на траву. Прозрачные ее крылышки слиплись.

— Что ты наделал? Ей ведь надо летать. Как же она теперь?

Иринка присела и попыталась сухой веткой приподнять пчелу.

— Обсохнет, — сказал спокойно Сашка и тоже присел.

Иринка сосредоточенно рассматривала желтое тело с темными полосками.

— Посмотри, Саша, какая лохматая лапка у нее. Это щеточка, и корзинка тут же. В нее пчела собирает пыльцу.

Сашка молчал. Он смотрел не на пчелу, а на Иринку. Лицо ее было близко-близко, и волнистые каштановые волосы пламенели на солнце.

Крылышки у пчелы подсохли. Она встряхнула ими, пробежала по зеленому стеблю и полетела. Иринка проследила за полетом пчелы. Затем повернулась к Сашке и тихо прошептала:

— А про то не пиши, хорошо?

— Про что? — смутился Сашка.

— Ну… — Иринка потупилась, — как там: «…душу жаром опалила струя прекрасных ваших глаз». Хорошо, Сашок? Не обижайся только…

КИСЛЫЕ ЯБЛОЧКИ

Шум на следующий день в цехе у токарей был немалый. Владимир Иванович с трудом утихомирил своих питомцев. Все конусные насадки оказались годными.

Токари бродили по цеху и хмуро поглядывали на Цобу и Сашку. Делать было нечего.

— Хитрюги, втихомолку — раз — и подавай им вымпел, — возмущался Спирочкин. — А ты, Додон, не отдавай флажок. Это