Мельпомена - Александр Девятов

к нему мсье Моро, власть всячески пытается найти пути наиблагоприятнейшего решения данного вопроса. Проще говоря, тут всем нужно выйти сухими из воды, что весьма непросто. Для начала, как я понял, и здесь я могу ссылаться лишь на услышанное в кулуарах, мсье Моро спешно вывезли заграницу, дабы он своим вспыльчивым нравом не натворил новых глупостей. Мудрое решение, пусть и запоздалое. Однако, оно ни коим образом не избавляет нас от уже произошедшего здесь, во Франции. Полагаю, чтобы замять это дело, и только за этим, я подчеркиваю, они станут искать нового козла отпущения. Теперь Вы понимаете куда я веду этот неприятный разговор?

– Они повесят все на меня…

– Не стоит думать об этом, как о свершимся факте, мсье Лавуан. Это лишь моя догадка, пусть и не безосновательная. В любом случае, Вы самая подходящая кандидатура на эту роль, уж простите за прямоту. Знаете, в таких делах, когда Вы хотите предупредить грядущие события, стоит себя спрашивать: «а как поступил бы я?». Тут, разумеется, стоит делать поправку на интеллект человека и сравнивать его со своим, дабы сделать верные поправки… Не столь принципиально сейчас. Это я все к тому, что я поступил бы на их месте ровно также.

– Это несправедливо! – Лавуана разорвало от ненависти и презрения к бюрократии в современном обществе. – Столько свидетелей, столько людей подтвердят мою непричастность к убийству Мелисы… Мы были лучшими друзьями на протяжении стольких лет!

– Мсье Лавуан, ну право, уж передо мной-то оправдываться Вам совершенно не нужно. Мне ситуация ясна как Божий день. Но для стороннего человека, ни коим образом не связанного с Вами, с театром, с мадемуазель Дюбуа, все это не имеет никакого значения. Поймите же, голубчик, Вы единственный, кого люди видели на площади, кроме истинного убийцы, жандармы подтвердят Ваше агрессивное поведение, стоит им только получить команду сверху. Поймите же, Филипп, это ситуация пусть и гипотетическая, но весьма вероятная.

– Что меня ждет дальше? – отчаялся писатель.

– Я не знаю, – развел руками директор. – Я не всеведущ и не всезнающ.

– Надеюсь, Вы меня поддержите, мсье Гобер.

– Куда же я денусь без своего главного писателя? – натянул широкую улыбку Гобер. – В любом случае, отдыхайте, дорогой мсье Лавуан. От Вас сейчас мало что зависит. Потому и беспокоиться особого смысла не вижу. Спокойно пишите, авось в этих стенах, в этой тишине Вам будет попроще закончить рукопись. Я к Вам еще зайду, уж будьте уверены. Проверю Ваше состояние, ну а на сегодня, – директор вытащил из кармана золотые часы на цепочке, – мне пора бы удаляться. Дела сами себя не сделают. Успехов, – он прижал руку к груди, едва заметно поклонился, взял трость из рук подоспевшего охранника и спешным шагом побрел куда-то вглубь темного коридора.

Слова Гобера, разумеется, негативно отразились на состоянии Филиппа. Поверить в то, что вместо Виктора Моро всю вину возложат на непричастного писателя, было трудно. С другой стороны, именно Лавуан всем вокруг доказывал, что в этой стране может произойти что угодно, ибо такова природа французов. Ход мыслей директора, пусть и был прискорбным, все же своей логичностью заставлял поверить в себя. Что мне делать? Сидеть и ждать помощи от мсье Гобера? Насколько беспомощным я себя ощущаю в такие мгновения!

По ночам к Филиппу как обычно приходила паучиха. Своими размерами она занимала едва ли не всю камеру. Ее мерзкая волосатая туша виднелась лишь при свете луны, заглядывающей через решетку в маленькое окошко. Существо как обычно ничего не делало и лишь нашептывало страшные мысли, внушая их все активней своему собеседнику. Наконец убийца получит по заслугам. Неужели ты и впрямь хотел спихнуть все на того полковника? Брось, это так глупо… Свою вину нужно бы признавать. А кто тут главный виновный? Правильно, ты, мой сладкий. Надеюсь ты понимаешь, что все это: тюрьма, процесс, общественное порицание – все ближайшее будущее лишь прелюдия для истинных мук. Не знаю насколько ты успел позабыть свою веру в этом Богом забытом месте, но уверяю тебя – ад ждет. Думаю, ты сам вскоре узнаешь, что же там такое внизу спрятано, какие мучения тебе уготованы… Я могла бы рассказать, но я так люблю сюрпризы… Посмотреть бы на твою мордашку при первом посещении этого места… А в том, что туда ты и отправишься, сомневаться не стоит, дорогой. Такое грешное ничтожество никуда кроме ада попасть не может. Проси у Господа прощения сколько влезет – все без толку. Ты обречен…

Ни спать, ни есть, ни спокойно существовать Филипп отныне не мог. Его физическое состояние уподоблялось ментальному. Где же Мелани? Почему она не придет меня поддержать? Хотя… Может и к лучшему, что ее здесь нет… Чтобы она сказала, увидев меня в таком состоянии? Лучше бы ей здесь не появляться… Девушка будто слышала мысли своего возлюбленного. За все время пребывания в тюрьме, Лавуан не слышал даже намека на гостей, кроме директора, само собой, и уж тем более девушек.

Все изменилось одним ранним утром. Солнце в это время суток не попадало в щели, которые здесь именовали окнами, зато свет заливал улицу, отчего и в камере становилось светлее. Тучный охранник, заменявший своего сослуживца, звеня ключами спешил ко входу. Филипп хотел было спросить в чем дело и почему такая спешка, но с этим человеком отношения у писателя явно не задались. Он был неразговорчив, скуп на сострадание и весьма груб. Все это отталкивало Лавуана.

– Приведи себя в порядок, – прикрикнул охранник, не оборачиваясь. К тебе дама в гости пожаловала.

Мелани. Зачем же ты пришла в эту дыру… Филипп, несмотря на недовольство, стал спешно приводить себя в порядок. Сделать это было непросто, ведь состояние свое он прилично запустил, а никаких принадлежностей для того, чтобы вернуть его на путь истинный, под рукой не было. Причесав руками голову, вытерев щетину и продрав глаза, Лавуан был готов встречать любимую. Охранник, все также звеня каждым своим шагом, огромной тушей заслонял весь проход так, что Мелани совершенно не было видно. Сколько бы ни пытался Филипп, поднявшись на цыпочки и вытянув свою тощую шею, обогнуть взглядом толстяка, у него никак не выходило. Когда наконец коридор закончился, то за спиной охранника показалось маленькое хрупкое тельце. Закутано оно было в какой-то старомодный плащ с капюшоном, покрывавшим голову так, что, пройдя такой человек по улице, он сразу бы обратил на себя внимание писателя и получил бы заслуженный ярлык – «очень подозрительная личность». Подойдя ближе к клетке так, что между заключенным и посетителем было