Алмазный век - Нил Стивенсон

Тут один мальчишка вскрикнул и уронил книгу. Другой бросился подхватить и тоже вскрикнул. Потом третий. Все испуганно замолчали. Нелл вытерла слезы и побежала к Букварю; на этот раз охотников отнимать не нашлось. Нелл подняла книгу и прижала к груди. Ребята, которые играли в «собачки», прыгали на месте как заведенные, зажав ладони под мышками, и звали маму.

Нелл села в уголке, открыла книгу и стала читать. Она знала не все слова, но многие, а когда уставала, книга подсказывала, даже читала всю сказку вслух или проигрывала в картинках, как на медиатроне.

После того как прогнали троллей, двор являл собой унылое зрелище. Он много лет был в запустении и весь зарос. Гарву пришлось срубить деревья, а Динозавр, когда бился с троллями, вырвал или затоптал почти всю оставшуюся зелень.

Динозавр оглядел залитый лунным светом двор.

– Это напоминает мне Вымирание, когда мы много дней брели в поисках хоть какой-нибудь пищи, – сказал он.

РАССКАЗ ДИНОЗАВРА

Мы вчетвером шли через очень похожую местность, только вместо пней повсюду валялись обгорелые стволы. Когда упала комета, наступили холода, деревья погибли и высохли, и после первой же молнии случился большой пожар. Мы четверо брели по выжженной равнине в поисках еды, и можете догадаться, какие мы были голодные. В те времена, если в твоих старых угодьях кончалась пища, ты просто вставал и шел, пока не находил место получше.

Среди нас был Утараптор, поменьше меня, но очень юркий, с острыми кривыми когтями – уж если зацепит другого ящера, то вспорет, как спелый плод. Анкилозавр, медлительный и травоядный, был тем не менее отнюдь не беззащитен: все его тело покрывал костный панцирь, как у черепахи, а хвост заканчивался шипастой дубинкой – только подойди кто хищный, двинет по башке и вышибет все мозги. Последний, Птеранодон, умел летать. Мы шли маленькой плотной стаей. Если совсем честно, сначала в нашей компании было несколько сот динозавров, в основном утконосых травоедов, но мы с Утараптором съели почти всех – по паре-тройке в день, не больше, так что остальные не замечали. Они вообще были не очень умные.

Наконец остался только один, поджарый Эверетт. Мы решили его потянуть. В эти последние дни Эверетт все время оглядывался, ища остальных. Как у многих травоедов, глаза у него сидели по бокам головы, так что видел он почти во все стороны. Эверетту казалось, что нужно только извернуться, и обязательно увидишь целое стадо веселых утконосых товарищей. Под конец, думаю, Эверетт что-то сообразил; он изумленно заморгал, словно до него дошло, и до самого вечера был очень тихий – все его два с половиной нейрона усиленно выводили следствия. Мы шли по выжженной земле, где Эверетту нечего было есть, он все больше куксился и скулил, так что под конец Утараптор разозлился, полоснул лапой, и кишки у Эверетта вывалились, как сосиски из лопнувшего пакета. Делать нечего, пришлось его съесть.

Мне, как обычно, досталось больше всех, Утараптор вертелся под ногами и выхватывал лучшие куски, а Птеранодон время от времени пикировал и цеплял зеленую требуху. Анкилозавр стоял в сторонке и смотрел. Мы долго держали его за дурака: он вот так же стоял враскоряку и смотрел, как мы рвем утконосых, жевал себе случайный хвощ и вообще редко говорил. Задним числом я понимаю, что он был просто себе на уме. Он, видимо, сообразил, что мы точим на него зубы и охотно бы съели, если бы нашли прореху в мощной броне.

Если бы! Много дней спустя, когда Эверетт давно стал кучкой помета на нашем пути, мы с Утараптором и Птеранодоном двигались по мертвой равнине, поглядывали на Анкилозавра и трясли подбородками, воображая, какие немыслимо лакомые кусочки таятся под этим панцирем. Он тоже питался впроголодь, и, без сомнения, с каждым днем кусочки становились суше и жилистее. Время от времени нам попадались ямки, где из-под серых и черных камней лезли незнакомые зеленые ростки, и тогда мы уговаривали Анкилозавра поесть спокойно. «Мы подождем! Кушай на здоровье!» Он щипал, кося на нас крохотным злобным глазком. «Как обед, Килечка?» – спрашивали мы, а он бурчал что-нибудь вроде: «Известное дело, голый иридий», – и в следующие несколько дней не удостаивал нас и словом.

И вот однажды мы вышли к морю. Соленая вода плескалась о безжизненный берег, усыпанный останками вымерших морских животных, от крохотных трилобитов до огромных плезиозавров. За нами лежала пустыня, которую мы прошли. Справа вздымались горы. Даже не будь половина из них действующими вулканами, мы бы все равно не одолели эту гряду. Холмы к северу устилал снег, и мы знали, что это значит: если пойти туда, скоро замерзнешь до смерти.

Податься нам четверым было некуда, и, хотя в ту пору не знали медиатронов и видеостатов, мы отлично видели, что происходит: мы – четыре последних ящера на Земле. Скоро нас будет трое, потом двое, потом один, осталось только решить, кто за кем. Думаете, мы страшно убивались и горевали? Ничего подобного – динозавры не забивали себе голову неразрешимыми загадками бытия, если вы понимаете, о чем я, и в каком-то смысле было даже занятно наблюдать, чем все это кончится. Все как-то без слов согласились, что Анкилозавр – первый, но мы с Рапкой мгновенно бы выцарапали друг другу глаза.

И пока мы, так сказать, ждали у моря погоды – я, Утараптор и Анкилозавр аккуратным треугольным строем, а Птеранодон висел у нас над головой, – я внезапно заметил краешком глаза, что берега справа и слева вроде бы как шевелятся.

Внезапно воздух наполнился клекотом и плеском; я поднял один глаз, хотя другим продолжал коситься на Утараптора. Мир так долго был мертвым и тихим, что мы вздрагивали от малейшего шороха, а сейчас воздух и земля кишели живностью, как в старые докометные дни.

Шум в воздухе производила стая малюсеньких птеранодончиков, только вместо кожи их крылья покрывали переросшие чешуи, а вместо ртов были беззубые костные клювы. Эта жалкая мелюзга кружила вокруг Птеранодона, целила в глаз, клевала в крылья, а он, бедолага, ничего не мог с ними поделать.

Я уже упоминал, что одним глазом все время косился на Утараптора. К моему изумлению, он развернулся и припустил к северному склону. Такая прыть могла объясняться лишь обилием еды, и я, естественно, последовал за ним, но вскоре остановился как вкопанный. Под ногами Утараптора шевелился живой ковер. Я сфокусировал зрение, никогда не отличавшееся особой остротой, и увидел, что ковер составляют тысячи крохотных динозавриков, чьи чешуи вытянулись в длину, стали густыми и тонкими, одним словом, превратились в шерсть. Последние несколько миллионов лет я видел, как эти четвероногие полуфабрикаты копошатся под камнями и бревнами, и всегда считал их за особо неудачных мутантов. И вдруг их – тысячи, и это в то время, когда на Земле осталось всего четыре динозавра. Они, похоже, действовали сообща и были такие маленькие, что Утараптор никак не мог захватить их в пасть, а стоило ему на мгновение остановиться, как они взбирались по его ногам, хвосту и рвали зубами кожу. Землероичье нашествие. Я так опешил, что замер на месте.

Это была ошибка, потому что я сразу почувствовал, будто в лапы и хвост мне впились миллионы острых булавок. Я обернулся и увидел, что южный склон кишит полчищами муравьев и они, похоже, вознамерились меня съесть. Анкилозавр ревел и без всякого толка лупил своей шишкой, потому что муравьи напали и на него.