Ледяное забвение - Александр Ковалевский

21 декабря 1939 года по случаю сталинского юбилея он прислал в Москву официальную поздравительную телеграмму, опубликованную через два дня в газете «Правда»:

«Господину Иосифу Сталину. Ко дню Вашего шестидесятилетия прошу Вас принять мои самые искренние поздравления. С этим я связываю свои наилучшие пожелания, желаю доброго здоровья Вам лично, а также счастливого будущего народам дружественного Советского Союза. Адольф Гитлер».

Риббентроп от себя лично тоже поздравил господина Сталина: «Памятуя об исторических часах в Кремле, положивших начало повороту в отношениях между обоими великими народами и тем самым создавших основу для длительной дружбы между ними, прошу Вас принять ко дню Вашего шестидесятилетия мои самые теплые поздравления».

25 декабря 1939 года в той же газете были опубликованы ответы Сталина на поздравления нацистских лидеров:

«Главе Германского государства господину Адольфу Гитлеру. Прошу Вас принять мою признательность за поздравления и благодарность за Ваши добрые пожелания в отношении народов Советского Союза. И. Сталин».

«Министру иностранных дел Германии господину Иоахиму фон Риббентропу. Благодарю Вас, господин министр, за поздравление. Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной. И. Сталин».

Дружбу между Германией и Советской Россией Гюнтер по-прежнему мог только приветствовать, но «скрепленная кровью» дружба господина Гитлера с господином Сталиным оказалась недолгой.

Когда Гитлер «искренне» желал доброго здоровья лично Сталину, а также счастливого будущего народам дружественного Советского Союза, в его голове уже зрел вероломный план нападения на СССР, а вынужденную дружбу с советским вождем он называл «браком по расчету».

Германо-советский договор фюрер не рассматривал как гарантию мира на многие годы и опасался, что Сталин, этот большевистский Чингисхан, которого он охарактеризовал как человека умного и хитрого, просто хочет дождаться момента, когда германские силы окажутся ослабленными боями на западе, чтобы ударить вермахту в спину. Поэтому Гитлер считал, что русское наступление необходимо упредить как можно скорее, ибо у Германии сражаться на два фронта не хватит сил. Стратегический план его был такой: осуществить операции в двух главных направлениях — на север и юг Советской России, а после захвата Ленинграда и Ростова, зайдя обоими флангами, завершить ее разгром крупным наступлением с целью замкнуть кольцо окружения восточнее Москвы. Таким образом фюрер намеревался обескровить русских настолько, что они прекратят борьбу, а он сможет сосредоточить все силы для удара по Англии.

И хотя перед началом французской кампании главнокомандующий сухопутными войсками Браухич и начальник генерального штаба Гальдер по различным поводам выражали свои опасения, дабы показать фюреру, что они против этой кампании, указания Гитлера по ведению войны с Советской Россией были восприняты ими без единого слова возражения и сомнения.

Вечно колеблющиеся генералы-заговорщики, опьяненные легкими победами в Европе, затевать переворот для предотвращения войны с Советским Союзом не собирались.

* * *

После нападения Германии на СССР Гюнтер Келлер, к тому времени уже обер-лейтенант, был отправлен на Восточный фронт и вместе со своей дивизией «Эдельвейс» прошагал пешком до Кавказа почти четыре тысячи километров.

К рассказу об этом трагически закончившемся для него военном походе Гюнтер приступил только после того, как изложил в своем дневнике все, что ему было известно о попытках военной оппозиции свергнуть Гитлера. Из-за нерешительности руководителей немецкого Сопротивления все они оказались безуспешными, но для него важен был сам факт, что в гитлеровском «тысячелетнем рейхе» нашлись праведники, которые готовы были, как дипломат Эрих Кордт, пожертвовать собственной жизнью, чтобы уничтожить Гитлера.

Свое участие в войне против сил Антигитлеровской коалиции Гюнтер оправдывал тем, что сражался он не ради фюрера, и даже не ради родной Германии, а только для того, чтобы защитить своих боевых товарищей и себя самого. При этом главным для него было не просто выжить, а остаться человеком в нечеловеческих условиях войны, верным себе и своим нравственным принципам.

Завершить предсмертную повесть о пережитых им событиях он надеялся до того, как замерзшие пальцы, уже с трудом удерживающие карандаш, перестанут его слушаться.

«…Все дальше и дальше, — собравшись с мыслями, записал он в своем дневнике, — по тридцать-сорок километров каждый день, в пыли и по жаре, в дождь, снег, мороз и ураганный ветер шли немецкие и австрийские егеря вглубь необъятной страны, которая никак не заканчивалась. Наконец командир дивизии генерал Хуберт Ланц объявил весть, радостную для сердец покорителей гор.

— Егеря! — воскликнул он. — Нас перебрасывают на Кавказ! Но до Кавказа нам предстоит пройти долгий и трудный путь».

Подобно огромной гусенице, извивалась колонна горнострелковой дивизии со своими повозками на местности, очень похожей на пустыню, но ввиду обещанных гор настроение у всех было приподнятым. Не жалея себя, все выбивались из сил, чтобы помочь лошадям вытащить наверх из песчаных осыпей доверху нагруженные повозки. Ведь их зовут горы!

После долгих дней изнурительного пешего похода егеря вышли к кубанской долине, где их пересадили на грузовики, и горные стрелки, которые целый год шли в обозе наступавших частей вермахта, стали теперь действовать как передовые отряды.

Доехав с ветерком до предгорья Кавказа, где уже ощущался благотворно влиявший на егерей горный воздух, они сделали короткую остановку в ожидании очередного приказа. Следующая их цель — город Микояна, Микоян-Шахар[17].

С холма альпийские стрелки в бинокли наблюдали за ведущей туда дорогой, забитой отступающими русскими. Командир передовой роты обер-лейтенант Хиршфельд и командир взвода лейтенант Пессингер вывели свои орудия на позиции и накрыли артиллерийским огнем колонну отступающего противника. Результат был опустошительным: развалины, пожары, подбитые тягачи, грузовики и легковые автомобили, трупы людей, окровавленные туши лошадей и коров. «Вот оно, лицо войны», — прокомментировал Гюнтер, снимая на кинопленку картину разорения и ужаса.

Дорогу после массированного артобстрела пришлось расчищать с помощью гусеничной техники, и сразу же было назначено передовое охранение для разведки впереди лежащей местности.

В отдалении виднелся Микоян-Шахар, в котором предполагалось устроить командный пункт дивизии. И тут со скал раздались выстрелы. Егеря спешились и прочесали местность. Лейтенанту Пессингеру пуля задела голову — только царапина. Повезло. Из своих укрытий стали медленно выползать партизаны. Они ругали Сталина и хвалили Гитлера. Егеря им не возражали. Они снова погрузились в машины и поехали дальше.