Необычное и обыкновенное - Андрей Волковский

значит — нигде.

Лицо Старшего застыло на миг в болезненной судороге, но он тряхнул головой и взял себя в руки. Я отвёл глаза и сделал вид, что ничего не заметил.

Обычно горе, разделённое с близкими, уменьшается. Но не сейчас. Среди Воинов были и наши родители, и дочка Старшего. И стоит нам заговорить о том, что мы больше не увидим своих родных, как горе затопит нас, сметя тёмной волной и долг, и совесть, и ответственность. А нужно быть сильными. Нужно защищать тех, кто остался рядом.

...Я помню, как к нам домой приехали гонцы из Дома Света. На белых лошадях в сияющих позолотой плащах. Во главе процессии на самом крупном скакуне восседал седобородый мужчина с пронзительными синими глазами.

Отец нахмурился и тут же увёл их в дом. Там гонцы говорили с родителями с вечера и до рассвета.

А утром мама собрала нас троих и сказала, что им нужно уезжать. Древнее Зло вырвалось из темницы — и все Воины Света должны собраться в Солнечной Цитадели, чтобы дать ему отпор и снова запереть, ибо убить изначальное Зло нельзя. Можно лишь загнать в темницу и запечатать.

Мама зачаровала наши амулеты, отец подновил защиту дома: так, на всякий случай. И они уехали, полные силы Света и уверенные в скорой победе. Уехали, чтобы никогда не вернуться.

Не думать. Не вспоминать.

Пережившие первое потрясение соседи спрашивали: что теперь делать и куда идти? Даже самым напуганным было понятно, что оставаться здесь нельзя. Кто-то предлагал пойти искать выживших. Кто-то просил нас магией разогнать монстров или хотя бы позвать на помощь родителей и других Воинов Света. Кто-то только рыдал.

Мы молчали в ответ, не зная, как объяснить, что выживших снаружи нет и помощи не будет.

До Дома Света не меньше недели пути, если пешком и с детьми и ранеными. В одиночку я бы добрался за два-три дня. Но нас, способных к магии и защищённых амулетами, всего трое. И двое должны постоянно следить за магической защитой дома, ещё один — очищать воду. Собираться в путь всем вместе — самоубийство. Мы не сможем защитить стольких людей в пути.

Зло всё решило за нас.

На второй вечер все, попавшие под кровавый дождь, сошли с ума. Тех, кто мог двигаться сам, мы разместили на втором этаже, отдав им свои комнаты. На первом остались неходячие, и мы со Старшим в комнате родителей.

Мы с Итаном отдыхали после очередного очищения воды. Старший осматривал соседских девочек. Они мучились кошмарами, и мать боялась, что детей коснулась магия Зла. Женщина оставила дочек заботам Старшего и пошла проведать мужа: во время урагана он повредил ногу.

Вдруг сверху послышались дикие крики, и я кинулся на второй этаж. Распахнул дверь в нашу комнату — и остолбенел: всё в крови. Несколько человек бродили по комнате, разбрызгивая в стороны алое. Остальные лежали без движения.

Один из тех, кто стоял на ногах, глянул на меня. В его глазах плясало злое безумие. Он погрозил мне окровавленным пальцем и хихикнул.

Запах крови пропитал стены, пол и сам воздух. Кто-то бормотал, кто-то смеялся, кто-то с выражением читал стихотворение о любви.

Меня замутило, и я захлопнул и запер дверь. Ринулся вниз. Там Старший задвигал дверь в комнату рядом с родительской тяжёлым комодом.

Увидев меня, он бросил:

— Уводи детей.

Сунул мне свой рунный нож и взялся за амулет.

Я хотел возразить, хотел остаться с ним, но вместо этого вошёл в комнату, кивнул Итану и схватил за руки зарёванных девчонок. Затем распахнул окно, руша магический знак.

Едва мы очутились на улице, как сияющая вспышка озарила дом: Старший разломал защитный амулет, отправляя на тот свет безумцев и себя.

Нас осталось пятеро: я, брат Итан, двое соседских девчушек и местный пьяница по кличке Чокчок, невесть как уцелевший и увязавшийся за нами.

— Что будем делать, Марк? — спросил Итан.

В его серых глазах не было ни слезинки, но взгляд был тусклым, а голос сухим и безжизненным. В свои двенадцать он выглядел старым.

— Надо уходить к Дому Света.

Итан пожал плечами, соглашаясь.

Чокчок пробормотал:

— Если он ещё стоит, этот Дом...

На улицах пахло кровью и смертью.

Из-за соседнего дома на нас вышла женщина в запачканном платье. Вытянув руки, она плавно ощупывала воздух вокруг и брела, не разбирая дороги, спотыкаясь о трупы и обломки, раскиданные тут и там. Итан окликнул её, но она продолжала идти.

Мой амулет запульсировал — значит, она неживая. Мы переглянулись с Итаном.

Девочки у меня на руках заплакали хором. Женщина остановилась и медленно покрутила головой. Повернулась в нашу сторону. Лица у неё не было. Совсем.

— Тихо, вы, дурёхи! — зашипел Чокчок.

Я глянул на него — и пьяница замолчал. Я сунул ему детей.

— Головой отвечаешь.

Итан встал вплотную к Чокчоку и закрыл глаза, мысленно призывая амулет защитить всех, кто рядом. Девочки перестали реветь, только всхлипывали тихонько.

Я приблизился к женщине без лица, вытянув нож из-за пояса. Это безликая. Отец рассказывал, как нужно поступать с разными тварями тьмы. И про таких говорил. Жаль, меча, как у него, у меня не было. Хотя меч отцу не очень-то помог.

Женщина качнулась всем телом ко мне, и только тут я узнал жену мельника. Её волнистые волосы, её платье, её колечко на тонком безымянном пальце с обломанными ногтями.

— Ирма, это я.

Говорить нужно тихо: громкие звуки могут обозлить безликую. И не делать резких движений. Она всё равно нападёт, но будешь спокойным — получишь пару секунд, чтоб подготовиться.

Женщина без лица знакомым движением наклонила голову к левому плечу, прислушиваясь. А в следующее мгновенье резко прыгнула на меня, норовя вцепиться в горло.

Я и не надеялся, что она меня узнает. Ушёл вправо от её вытянутых рук и качнулся ей навстречу, всаживая нож, расчерченный защитными знаками, ей в сердце.

Покойся с миром, Ирма.

Её тело дёрнулось и словно окаменело. Я с трудом выдернул нож из мгновенно окоченевшей плоти.

— Марк, берегись!

Я пригнулся, пропуская над собой тёмное жилистое тело монстра, и вспорол ему брюхо. Меня оросил поток гнусно пахнущих внутренностей, заставив содрогнуться от омерзения. Тварь заверещала так, что я оглох на пару секунд.

— Итан, надо бежать! К реке!

Три монстра помельче, похожие на чудовищных косматых собак-переростков, урча принялись пожирать раненную мной тварь. А из-за соседних домов медленно выходили человеческие фигуры.