Свидание вслепую - Ежи Косински

Отвезя Левантера домой, дипломат вежливо проводил его до самых дверей.

— Вам уже удалось посетить новые бани в Хаммамете? — спросил он.

Левантер ответил, что такой возможности ему еще не представилось.

— Вы просто обязаны там побывать, — дипломат положил руку на руку Левантера. — Вот где вы сможете насладиться, быть может, самыми потрясающими существами, созданными природой, — сказал он, понизив голос. — Юные, такие юные! И такие прекрасные!

Он причмокнул губами в предвкушении.

— Буду рад отвезти вас туда, — добавил он шепотом, пожимая Левантеру запястье.

— Очень мило с вашей стороны, — сказал Левантер. — А откуда эти девочки?

Дипломат посмотрел на него с нескрываемым изумлением.

— Девочки? — спросил он, хихикая и поглаживая руку Левантера. — Кто сказал «девочки»?

Он посмотрел на Левантера так, словно видел его впервые.

— Милый Джордж, вы, кажется, фетишист, не так ли?

Уходя, он продолжал смеяться, а на прощанье крикнул:

— Уверен, что мы еще увидимся в Нью-Йорке!

В Нью-Йорке одна дама как-то пригласила Левантера на вечер у себя дома. Среди гостей ожидались государственный секретарь США и один советский поэт, знакомый Левантеру еще по Московскому университету.

В какой-то момент Левантер заметил, что поэт, который разговаривал с госсекретарем, снимает свои наручные часы. Он подошел ближе и услышал, как поэт уговаривает собеседника сделать то же самое. Обмен часами, объяснял поэт, это русский обычай, практикуемый между друзьями: часы одного из них отмеряют другому время их дружбы. Заметив, что некоторые гости смотрят на него, госсекретарь, изощренный в переговорах дипломат, снял свои «Тиссо» и нехотя протянул поэту, приняв от него в ответ «Победу».

Вернувшись домой с вечеринки, Левантер не успел войти в дверь, как раздался телефонный звонок. От лица хозяйки дома звонил арабский дипломат (он тоже был среди гостей). Он сообщил, что жена госсекретаря только что звонила хозяйке дома, чтобы сказать, что ее муж готов начать переговоры по обратному обмену часов. Хозяйка дома, чувствуя, что недостаточно хорошо знает советского поэта, интересовалась, не поможет ли Левантер тактично убедить поэта забрать назад свой щедрый символ дружбы. И дело тут совсем не в несоразмерности обмена, заверила арабского дипломата хозяйка, хотя «Тиссо» — часы старинные и очень дорогие, а «Победа» — дешевый и новый ширпотреб. Причина, по которой госсекретарь хочет вернуть свои часы, заключается в том, что они были подарены ему в юности в Германии и с ними связано много воспоминаний.

На следующее утро Левантер захватил с собой «Победу» и отправился к поэту за «Тиссо». Когда он объяснил тому цель своей миссии, поэт впал в ярость. Он кричал, что во время своего гастрольного тура по США уже обменял много советских «Побед» на наручные часы самых знаменитых американцев и до сих пор ни один из них не требовал обратного обмена. В качестве доказательства он предъявил впечатляющую коллекцию «Ролексов», «Омег», «Пульсаров» и «Сейко». В конце концов он отыскал в коллекции «Тиссо» и вручил Левантеру.

— Что он возомнил о себе? — громыхал поэт по-русски. — То, что он родился в Германии и говорит с немецким акцентом, еще не значит, что он должен вести себя как немец! «Победа» значит «победа», и уж конечно не победа мелочности над дружбой!

Арабский дипломат испытывал облегчение и благодарность.

— Дело было весьма деликатное, — сказал он, — и я знал, что могу рассчитывать на то, что вы с этим поэтом разберетесь. Впрочем, — заметил он после паузы, — я случайно узнал, что госсекретарь купил свои «Тиссо» совсем недавно, когда ездил отдыхать в Женеву.

В другой раз Левантер был приглашен на скромный ужин в нью-йоркский дом одного американского бизнесмена и его жены. Почетной гостьей была мадам Рамос, жена президента Республики Дельтасур, маленькой, слаборазвитой страны, состоящей из многочисленных островов и полностью зависящей от туризма и американской экономической и военной помощи. Мадам Рамос нередко представляла интересы своего мужа за рубежом. Поговаривали даже, что у себя дома она располагает куда большей властью, чем все члены правительства вместе взятые.

Мадам Рамос прибыла в сопровождении нескольких до зубов вооруженных телохранителей, которые на время ужина остались у входа в квартиру, а также помощника, симпатичного полковника гвардии, просочившегося внутрь совершенно незаметно.

Она была на удивление элегантна, и Левантер был польщен тем, что за ужином их места оказались рядом. Мадам Рамос объяснила, что приехала в Нью-Йорк от имени своего мужа, чтобы на следующий день принять участие в завтраке, устраиваемом Пресс-клубом.

Она сказала, что американские газеты продолжают публиковать статьи, которые резко критикуют президента за то, что под предлогом борьбы с повстанцами-коммунистами он ввел в стране военное положение, и сообщают о том, что посредством безжалостных арестов он подавляет политическую оппозицию, недовольную его диктаторским правлением. Поскольку экономика страны полностью зависит от американских капиталовложений, а безопасность — от американской военной помощи, мадам Рамос заявила, что одной из целей ее визита в Штаты является открытие истины о положении в стране и противодействие тому, что она назвала «антагонистическими, инспирированными коммунистами либеральными атаками» на ее мужа, сделавшего Республику Дельтасур бастионом демократии и свободы.

Мадам Рамос говорила спокойным, очаровательным тоном, и Левантер поймал себя на том, что не сводит с нее глаз. Она была одной из самых красивых евразийских женщин, которых он когда-либо видел.

Когда она закончила свои политические речи, Левантер выразил уверенность в том, что, поскольку Америка следит за политической ситуацией на ее родине, на предстоящем завтраке публика будет слушать ее очень внимательно. Мадам Рамос сказала ему, что, опасаясь быть неправильно услышанной или понятой, она приняла меры предосторожности, заранее написав свою речь и распечатав ее для предварительной раздачи в аудитории. Левантер сказал, что, к своему великому сожалению, не является членом Пресс-клуба, и спросил, где можно получить копию речи.

После ужина мадам Рамос улучила момент и передала Левантеру копию подготовленного текста. Когда она отошла побеседовать с другими гостями, Левантер быстро пробежал текст и стал ждать ее возвращения.

— Это окончательный текст? — спросил он.

— Да, — ответила она уверенно. — А почему вы спрашиваете?

— По-моему, в нем имеется серьезная ошибка.

— Ошибка? Какого рода?

— Ошибка, которая может навлечь на вас, мадам, и на вашего мужа большие неприятности, — тихо ответил Левантер. — Но ее нетрудно исправить.

Мадам Рамос посмотрела на него с тревожным любопытством:

— Скажите же, в чем дело?

— Если я укажу вам эту ошибку, мадам, обещаете ли вы честно мне сказать, собираетесь ли вы ее исправить?