Великий князь Николай Николаевич - Юрий Данилов

Но кроме приведенных данных важно также направление железнодорожных линий. В этом отношении характерной иллюстрацией могут служить данные о том, что в то время как на фронте от устья Немана до Дуная протяжением в 2600 верст со стороны России к границам подходила 21 колея, с фронта Германии, Австро-Венгрии и Румынии к тем же границам подходило 36 колей, т. е. более чем в 1,5 раза.

В качестве рокадных линий, служащих для разного рода перегруппировок вдоль фронта, особенно резка была разница на Привислинском театре военных действий. Наши военные противники имели вдоль своих границ две сквозные двупутные линии, полукольцом охватывавшие русскую Польшу. Восточную же Пруссию связывало с остальной Германией 5 железнодорожных переправ через Вислу с 10 на них колеями. Мы же на левом берегу р. Вислы совсем не имели рокадных линий и только на правом берегу – сильную линию Вильна – Варшава – Люблин – Сарны.

Неудивительно, что при таких условиях не только запаздывали мобилизация и сосредоточение русских войск к границам, но встречали большие затруднения и всякого рода стратегические перегруппировки в пределах фронта.

К числу невыгодных данных, тормозивших стратегическую работу верховного главнокомандования, надо еще отнести факт разделения нашей действующей армии на два слишком самостоятельных фронта: Северо-Западный и Юго-Западный. При этом главнокомандующие фронтами являлись лицами слишком самостоятельными в пределах тех задач, которые им были указываемы. Так как компетенция их распространялась на весьма большие районы и на значительное количество войск, то естественно, что дававшиеся им задания могли быть формулированы только в слишком широких масштабах, чем и оставлялось излишне большое поле для личной самостоятельности названных генералов. При таких условиях роль Верховного главнокомандующего, естественно, должна была как бы суживаться, чем значительно затруднялось проявление личного влияния на ход задуманной операции. От этого происходили иногда даже случаи извращения основной идеи выполнявшейся операции. К тому же, к сожалению, главнокомандующие фронтами далеко не всегда отличались инициативой, соответствовавшей их правам, и весьма часто не проявляли склонности оценивать требования Верховного с общей точки зрения, предпочитая, в особенности при всякого рода перегруппировках, блюсти прежде всего интересы своего собственного фронта.

Положение осложнялось еще тем обстоятельством, что начальник штаба Верховного главнокомандующего не пользовался в оперативном отношении большим авторитетом ни среди подчиненных, ни в армии. Своим исключительным выдвижением сначала на пост начальника Генерального штаба, а затем – с началом войны – начальника штаба Верховного главнокомандующего он был обязан почти всецело личному расположению к нему военного министра и особенно государя, причем его неподготовленность к занятию ответственного поста начальника штаба Верховного была всем хорошо известна, не исключая и его самого.

«Вам лучше кого-либо известно, что я себя Мольтке не считал (по-видимому, имелся в виду старый Мольтке, пользовавшийся в России большим уважением), на место не просился и уже пробовал уйти, дабы дать возможность взять более подходящего…» – писал в феврале 1915 г. Н.Н. Янушкевич генералу Сухомлинову из Ставки.

Конечно, наличие вместо двух нескольких войсковых групп, непосредственно подчиненных Верховному главнокомандующему, исправляло бы указанный выше недостаток, ведя к сокращению масштаба задач, которые в этом случае давались бы каждой из групп в отдельности, а значит, и к усилению влияния главного руководителя войной на исполнение каждой операции. Но осуществление этой новой схемы управления встречало практически очень большие затруднения.

Разделение управления войсками при войне на западе на два почти самостоятельных фронта – германский и австро-венгерский – установилось в России с давних пор. Оно было, по-видимому, принято в интересах освобождения Верховного главнокомандующего от излишних забот и ответственности в тот период времени, когда государь император Николай II твердо высказывал намерение стать во главе действующих войск.

Тому, кто знал ревнивый и подозрительный характер царствовавшего императора, а также был осведомлен о том недоверии, которое под влиянием императрицы постепенно складывалось при дворе к приобретавшему все более значительную популярность великому князю главнокомандующему, трудно было настаивать на осуществлении мероприятий, которые делали бы фигуру Николая Николаевича еще центральнее и еще более властной в армии.

Надо было соблюдать крайнюю осторожность, дабы не подать повода к разного рода инсинуациям, и без того усиленно сгущавшимся около Ставки под влиянием зависти и работы темных сил, нашедших себе приют в дворцовых покоях.

Таковы были условия обстановки на русском фронте, с которыми приходилось считаться в первый период войны.

1. Наступление в Восточную Пруссию. Влияние этого наступления на положение на Западном фронте

Всякая коалиционная война логически требует подчинения частных интересов каждого отдельного члена союза общим интересам всего союза. Подробным изучением вероятной обстановки русский и французский генеральные штабы пришли к общему заключению, что в случае войны с Центральными державами Германия, по всей вероятности, сосредоточит свои главные силы на ее Западном фронте для нанесения сокрушительного удара по французским войскам.

Французская армия являлась вооруженной силой, значительно превосходившей наши армии быстротой своей мобилизации и сосредоточения; поэтому она должна была расцениваться немцами в качестве вооруженной силы, наиболее для них опасной в начальный период войны. Угроза французского вторжения в западно-пограничную полосу Германии была для немцев тем более опасной, что названная полоса местности представляла собой район с богато развитой металлургической промышленностью, особенно ценной в условиях современной войны, которая требует обильного и безостановочного снабжения войск материальной частью и боевыми припасами.

С точки зрения Германии, являлось необходимым ценой каких угодно усилий предупредить возможность вторжения в названный район неприятельских войск и вынести войну за пределы собственного государства, чтобы оградить страну от разорения и обеспечить возможность широкого пользования своей армии предметами отечественного производства.

К тому же нанесение первого, по возможности громового, удара по Франции должно было затруднить установление ею союзных отношений с Англией, а психологическое значение победы на Западе являлось не только ценным в смысле возбуждения энтузиазма в собственных войсках, но и с точки зрения воздействия на психику Италии и Румынии, как известно, уклонявшихся примкнуть к Германии и Австро-Венгрии.

Что касается России, то в этом случае Германия могла надеяться на то, что ее войска, медленно собирающиеся к границам, представится возможным задержать от вторжения в пределы Германии и Австро-Венгрии более быстрым наступлением армии последней на фронт Люблин – Холм и выставлением Германией особого заслона в Восточной Пруссии из местных войск и формирований военного времени.