Царьград. Страж империи - Андрей Посняков

– Вот-вот, – кисло улыбнулся староста. – Дождь с грозой вызывала – и не ведьма?

Дождь… Гроза… Ведьма…

Алексей все ждал, когда же закончится этот дурацкий разговор, все про пастушонка спросить хотел, да не смел – перебивать хозяев невежливо. А те не унимались: все про ведьму, да про дождь, да про грозу…

– Ох, и грозища была тогда – страшная! А дождь-то, дождь… Экий ливень.

Гроза… Гроза…

Протопроедр потряс головой:

– А что, это верно, что Миколаиха грозу вызывала?

– Вызывала, – супруги разом кивнули. – И не раз, то все знают. Но вреда от того никому не было – одна польза.

– И что ж вы такую нужную бабу дьяку отдали? – хмыкнув, попенял гость.

Попенял с досадою, не столько на старосту, сколько на себя – это ж надо, в селе уж несколько недель жил, а про колдунью не ведал! Про то, что она грозу вызывать умеет. Врут? Да нет, не похоже. Вот про кошку да помело – точно врут, тут и думать нечего, наговаривают. Эх, жаль раньше-то не знал про ведьму!!!

– И куда ж ее, сердечную, повезли-то?

Епифан пожал плечами:

– Известно куда – к игумну. То уж теперь не наша забота.

– А сынишка ее как же, Сермяшка? Один на хозяйстве?

– А ничо, общество пропасть не даст, всем миром поможем. Да и не так уж он мал, Сермяшка-то, через год-другой – и сам пахать сможет.

Алексей только рукой махнул – да уж.

И задумался… Хорошо бы вызволить ведьму… если та и в самом деле может вызвать грозу. Значит, в монастырь увезли, к игумену… не так уж и далеко здесь, верст десять, а то и того меньше. Ну, что же, попробовать, наверное, стоит – чего терять-то? Неужто ждать до мая, когда тут хоть ма-аленькая, да надежда имеется? Игумен, игумен…

От неожиданно полученной информации протопроедр впал в задумчивость, забыв даже про хитрована пастушонка, кстати – ведьминого сынка. Нужно, нужно было вызволять вдовицу, хотя бы на время… да попросить ее вызвать грозу, и не где-нибудь, а именно над Черным болотом… Ох, сладится ли? Ладно, нечего рассуждать – действовать нужно. Сжечь Миколаиху, наверное, не сожгут – не те традиции, но вот утопить вполне могут. Потому – поторапливаться надобно, поторапливаться!

Больше всего на свете отец Варфоломей – настоятель Спасо-Февроньевского монастыря, что близ славного города Мценска – любил подчеркнуть свою значимость. Нет, оно конечно, пред Господом все равны и нечего тут задирать нос, однако, с другой стороны ежели посмотреть – в тридцать-то лет – игумном – шутка ли? Иные выше уставщика или там, трапезника, и к сорока годам не подымутся, а он, Варфоломей – ишь ты, выдвинулся! И все сам, сам… ну, Гермоген, архиепископ-владыка немножко помог, да… Но и то – надо же было владыке глянуться. Три года назад… да, три уже… наезжал Гермоген в обитель, Варфоломей тогда уставщиком был, должность не велика, да важная – за всем житием следить со тщанием – иноки-монаси тоже люди, разные попадаются. Бывали случаи – и девок блудливых в обитель притаскивали, и пианствовали, совсем честь потеряв. Как Господа-то не боялись, сволочи? А потому и не боялись, что инок иноку – рознь. Вот взять хоть Евстафия, в миру – Гришки Разбойника. Разбойник – это не поприще, прозвище – так-то был Гришка боярский сын, да не последнего боярина, именитого вотчинника Ибраила Кончаковича, татарина крещеного, из Орды выходца – давно еще, когда Узбек-царь Магометову веру в Орде вводил, многие мурзы да и простые татары веру ту не приняли, на Русь прибежали, поступили на службишку по разным княжествам, и служили честно, за что им всякие блага были. Вот и Кончаковича предки – так. А Гришка-то уродился – не приведи Господь! Распутник да буян страшный – по малолетству еще ни одной смазливой бабенки не пропускал, а уж пьянствовал – один Господь ведает, как только от пьянства не сдох! Дальше – больше: сбил шайку-шарагу, на дорожках кистеньком помахивал, то татарских купцов пограбит-побьет, то литовских, то Рязань косопузую, московскими тоже не брезговал… А как после Шемякиной смертушки навострился Василий-князь порядок наводить на подвластных землицах – тут и попал Гришка, как кур в ощип. Думали, казнят его, душегубца гнусного… однако ж нет, похлопотал боярин батюшка за единственного сыночка – услали в монастырь, в монахи подстригли, как и многих из шайки той. С тех пор Гришка – не Гришка уже, а Евстафий-инок – вовсе не остепенился, правда, старый-то игумен, отец Афиноген, воли ему не давал, присматривал, вот уставщика, молодого Варфоломея, за тем к Гришке… тьфу, к Евстафию, приставил. А Варфоломей себе на уме был! К Гришке в душу влезть – не такое уж сложное дело. Страстишкам его уставщик потакал умело, всякие безобразия от отца-игумена скрывал, и в такую вошел с Евстафием дружбу – прямо не разлей водица. Но все – тайно, напоказ не выставляя. Правда, слухи ходили – да то слухи. Отец Афиноген, правда, уже и осерчал было… да как-то вовремя помер. Прибрал Господь. А от расположения Гришки-Евстафия Варфоломею прямая польза – все денежки, денежки, серебришко проклятое – оно и в обители власть имеет. Кого подкупить, кому приказать – оп – Варфоломей уже и в келарях! Гермоген-епископ, правда, неподкупен был, так ведь и к нему новоявленный келарь ключик особый нашел.

Архиепископ умен был, начитан – таких и привечал. Ох, немалых трудов Варфоломею стоило умным да начитанным показаться! Ну, ум-то был, не дурак с рожденья, а вот с ученостью книжной худо обстояло дело. Пришлось, пришлось книжников истинных привечать, чтоб растолковали накоротко… Растолковали. А уж Варфоломей памятлив был – при нужде, в беседе с Гермогеном-епископом ввернул и про Унию, и про Исидора-кардинала, бывшего монаха греческого, и про Плифона-Гемиста…

Архиепископ, пораженный ученостью такой, уехал в приятности, да потом снова наезжал, беседовал. Ну, к тому времени Варфоломей уж и келарем стал, да сам в ученость вошел, так что рассуждал теперь за милую душу – и о филиокве, и о турках-нехристях, и даже о древнем старце Нестории. Отцу Гермогену то нравилось – не с каждым мог вот так запросто о столь сложных вещах рассуждать. А с Варфоломеем-келарем вот мог. И когда встал вопрос о новом игумне… Собственно, для Гермогена тут никакого вопроса не было…

Архиепископ уж год как преставился, Варфоломей же, ученье забросив, обителью управлял железной рукою. Перво-наперво – от Гришки-Евстафия избавился. Избавился умно – отправил настоятелем в дальний скит. Скит тот в лесах стоял – делай что хочешь – Гришке то занравилось, уехал с охотою. Ну и слава тебе, Господи!

А слава об учености Спасо-Феврониевского игумена по всей земле русской летела, от Ельца до Великого Новгорода! С такой-то славою и патриархом стать не грех… ну, иль хотя бы сперва архимандритом. Надо только поддерживать славу-то… Ну – то Варфоломей умел, на том ведь и карьеру свою построил. А с той карьеры много чего хорошего для Господа сделал – скиты новые строил, черемис да эрьзю в лесах дальних крестил, молился… А как же! Не все для себя, но для Господа! И вот сейчас как раз случай удобный подвернулся – с ведьмой. Давно уж знал Варфоломей про суд латынский церковный – инквизицией называемый. И вот думал – а почему б такой суд по всем русским княжествам не устроить, с собою, естественно, во главе? Чем мы латынян-католиков хуже? Или ведьм у нас меньше? Колдуний да колдунов? Волхвы-кудесники до сих пор по лесищам таятся, волхвуют в своих капищах, народ прельщают. Вот таких-то прелестников – да и к ногтю! Давно пора то сделать, давно. Однако ж волхвы далеко, их еще искать надобно – да и сыщешь ли? А вот ведьмы… Давно уже на одну крестьянку людишки жаловались: и на метле, мол, летает, и в кошку обращается, да много чего…