Царь Федор Иванович - Дмитрий Володихин

Недалеко от современной Пречистенской набережной, во 2-м Зачатьевском переулке, располагается Зачатьевская обитель, обязанная своим существованием царю Федору Ивановичу и, возможно, его супруге. Еще в середине XIV столетия на этом месте был основан Алексеевский женский монастырь. Впоследствии его перенесли. Но небольшая община, не ушедшая со старого обиталища, при попечительстве Федора Ивановича обрела каменный храм Зачатия святой праведной Анны (около 1584 года) с двумя приделами, освященными во имя святого Федора Стратилата и святой мученицы Ирины (освящены в 1585 году), что связано с участием царственной четы в судьбе обители. Да и само освящение храма — «говорящее». Мечтая о чуде, вымаливая у Бога чудо — рождение ребенка, — государь и государыня вспомнили об ином, библейском чудесном рождении, совершившемся милостью Господней. Таким образом, московский Зачатьевский монастырь — детище Ирины Федоровны и Федора Ивановича. О их особом внимании к обители свидетельствует строительство там еще одной — Богородичной — церкви с приделом во имя святого Алексия митрополита Московского[67].

Собор Василия Блаженного был воздвигнут при Иване IV, его рождение связано со взятием Казани в 1552 году. Вид свой и нынешнее свое имя он обрел далеко не сразу. Первоначально его именовали Троицким «что на Рву», затем Покровским «что на Рву», а порой обоими именами одновременно. В течение первых десятилетий своего существования храм отнюдь не блистал каким-то особенным убранством куполов. Но «во дни благочестиваго царя и великого князя Феодора Ивановича всеа Руси зделаны верхи у Троицы и у Покрова на Рву разными обрасцы и железом немецким обиты; и от пожару от самаго не бысть верхом на тех храмех». Речь идет не о разных «храмех», а об одной церковной постройке со многими престолами, которые выстроены были в форме девяти «башенок», а потому воспринимались как отдельные церкви. (Собственно, им и придавали значение отдельных храмов.) Так вот именно со времен Федора Ивановича знаменитый собор Василия Блаженного на Красной площади удивляет местных жителей и приезжих многообразием фигурных, многоцветных куполов. Ныне это чудо декоративного гения Москвы стало одним из главных символов города, без него трудно представить себе русскую столицу. Теперь у собора меньше глав, чем было в старину, да и декоративное их оформление весьма отличается от того, каким оно стало при Федоре Ивановиче. Однако сама идея украшать главы «разными обрасцы» принадлежит именно его времени и, как знать, не самому ли государю…

В Москве, которая была тогда городом садов, да еще при декорировании храма, воздвигнутого на фоне северного Замоскворечья, почти полностью засаженного царскими садами, «выращивали» храм, уподобленный райскому саду. И когда отдельные церкви-башенки обрели разные завершения, они стали похожи… на деревья, отличающиеся друг от друга листьями и плодами, но в равной мере прекрасные. При Иване IV, когда строился собор, его наделили еще одним символическим значением. По словам историка русского зодчества Владимира Скопина, «в сложном облике Покровского собора большинство исследователей видят воплощение символического образа Иерусалима. Того Иерусалима, который представляется земным городом храмов над святыми местами, и Иерусалимом горним, или небесным, который воспринимается верующими как Царство Небесное». И этот «город храмов» должен был создавать впечатление великого множества церквей; соответственно, чем богаче их разнообразие, тем более сильное впечатление они производят. Монарх, углубленный в веру, каким и был Федор Иванович, мог додуматься до такого эффекта…[68]

«Верхи» Покровского собора, как сообщает источник, обновились после пожара, уничтожившего их. Летописец мог иметь в виду один из двух больших московских пожаров, относящихся ко второй половине XVI столетия. Первый из них связан с нападением хана Девлет-Гирея, спалившего великий город (1571). Второй случился в Китай-городе, скорее всего, в 1594 году. Крайне маловероятно, чтобы один из главнейших соборов царства не менее тринадцати лет — от татарского нашествия до восхождения на русский трон Федора Ивановича — простоял с разрушенными «верхами». Скорее всего, обновление глав произошло вскоре после того, как они пострадали от «Китайгородского пожара». Таким образом, их ремонтировали и декорировали заново в середине 1590-х.

Примерно тогда же при Покровском соборе появился особый придел во имя святого Василия Блаженного, чьи мощи нашли упокоение под крышей храма в 1588 году, а «празднество», по словам Нового летописца, «уставися августа в 2 день». Мощи поместили в особую гробницу, и над ней повесили тяжелые железные вериги юродивого.

Прославление нового святого — великая радость для богомольного царя. Народ любил юродивого Василия, толпы стекались к его мощам: кто-то молил о прощении души, кто-то — об избавлении от хвори. А для души блаженного царя в душе блаженного юрода было, наверное, нечто родственное. И государь Федор Иванович позаботился о мощах нового чудотворца так, что явление этого святого московскому люду запомнилось надолго — как большое событие христианской жизни. Крупные летописи и краткие летописцы пестрят известиями о чудесах Василия Блаженного и о почитании, какое даровано было ему от самого царя: «Прояви Бог угодника своего блаженного Василия, и быша от фоба его чудеса великая, многа множества, различными недуги исцели. Царь же Федор Иванович по-веле сотворити над гробом его раку серебряну и позлатити и учредите камением з жемчюги и повеле сотворити над гробом его храм каменой» (Новый летописец); «…учинилася проща от великого светильника и чюдотворца Василия Блаженного. И много лет источники истекали живых вод благодати его хромым, слепым, бесным, на всякий день человек по пятинатцати и по дватцати, и по тритцати, и больши; и много лет чюдеса творяше безпрестанно. И едино от чюдес скажем: некий инок, именем Герасим, прозвище Медведь, много лет без ног быша и поляше на коленках сколодицами, и просяше милостыни у Фроловских врат. И внезапу Божиею милостию и пречистыя Богородицы и великого светильника Василия Блаженного молением исцелеша и здрав бысть по-прежнему, и хожаше, как и прочие человецы. А в животе блаженного Василия житие его было на Кулишках, у боярыни вдовы, именем у Стефаниды Юрловы» (Пискаревский летописец); «Божиим изволением в пресловущем граде Москве при благоверном царе и государе великом князе Феодоре Ивановиче всеа Руси и при митрополите Иеве явися новый великий чюдотворец Василей Нагой и простил три души — две девицы да нищаго старца, и от того дни у чюдотворцова гроба великие чюдеса и прощение многим людям» (Соловецкий летописец). Усиливали радость государя «великие чудеса» и «прощения душ» (как тогда говорили, «проща»), случившиеся у гроба Василия Блаженного. Как знать, не родилась ли у самого Федора Ивановича надежда на еще одно чудо «молением Василия Блаженного», чудо, столь долгожданное в семейных тяготах царя и царицы, — рождение ребенка? Нельзя утверждать наверняка, но можно предполагать большое упование монарха на нового чудотворца, коли уж «проявил» Господь столь великую святость как раз в его царствование… Вероятно, с этой просьбой Федор Иванович обращался к Василию Блаженному, когда бывал у гробницы вместе с супругой. А о подобных посещениях оставил достоверное сообщение Джильс Флетчер, видевший их лично в 1588 и 1589 годах: «Был еще такой же другой, умерший несколько лет тому назад[69], по имени Василий, который решался упрекать покойного царя в его жестокости и во всех угнетениях, каким он подвергал народ. Тело его перенесли недавно в великолепную церковь близ царского дворца в Москве и причислили его к лику святых. Он творил здесь много чудес, за что ему делали обильные приношения не только простолюдины, но и знатное дворянство и даже сам царь и царица, посещающие этот храм с большим благоговением».[70]