Мифы и легенды народов мира. Ранняя Италия и Рим - Александр Немировский

Едва он это промолвил, как черты его рябью покрылись и величавая тень растворилась в тумане. Эней, пробудившись, спустился на берег. Влагу речную зачерпнул он горстями и поднял над головою. Пока вода выливалась, молитву произносил он, но не Юноне:

– Нимфы! О, нимфы Лаврента, давшие рекам начало. Также и ты, Тиберин, наш родитель священный. Нас в свое лоно примите, от опасностей оградите. Где бы ни находился, Тиберин, твой прекрасный источник, за сострадание к невзгодам ты будешь дарданцами чтим, бог рогоносный. Подтверди мне свое прорицанье!

Помолившись, Эней поспешил к кораблям. И вскоре со всех сторон собрались троянцы. Еще не зная, какое принял вождь решение, по выражению лица его они догадались, что путь к спасению найден.

– Друзья! – к мужам Эней обратился. – Нам свыше обещана помощь. Соберите два корабля, снарядите команду. В путь я отправлюсь немедля. Вы же ко всему будьте готовы. Караулы усильте! Укрепите стан частоколом.

– Отец! – издалека послышался голос.

Эней обернулся. Асканий несся к нему, словно на крыльях.

Запыхавшись от бега, юноша проговорил:

– Отец! Там за дубом свинья улеглась, размером с тельца, снега белее. Увидев меня, животное поднялось и не спеша побрело вон туда.

– Вот он и знак, что был Тиберином во сне мне обещан! – воскликнул Эней, руки к небу вздымая.

За деревьями прячась, троянцы пошли за животным. Свинья, удаляясь от берега, брела к неведомой цели. Овраг обойдя, она стала на холм подниматься и, грузно опустившись на землю, разродилась выводком таких же белых, как она, поросят. Жадно они припали к материнскому брюху и впились, как пиявки, в сосцы. Было детенышей тридцать.

– Постарайся запомнить, Асканий, – молвил Эней. – Минет тридцатилетие. Ты город воздвигнешь на этом холме. Помощь обещана мне Тиберином. Поведет он меня к поселению таких же, как мы, пришельцев.

Тибр, бурливший всю ночь, внезапно воды свои успокоил и стал подобен заводи мелкой. Весла гребли без нажима. Смоленые кили скользили, словно по маслу. В зыби зеркальной отражались леса и солнца огненный круг, всходивший на небо. К полудню издалека на прибрежном холме стали видны деревянные стены и редкие кровли домов.

В тот день в роще священной на берегу обитатели этих домов приносили жертвы великому сыну Алкмены[205]. Он недавно почтил своим пребыванием эти места. Из-за поворота реки внезапно показалось два пестрораскрашенных судна. Люди на палубах, судя по одеяниям и оружию, приплыли издалека. Один из них, ростом повыше, в блестящих доспехах, держал ветвь оливы.

Испуг охватил благочестивых людей. Кинув священную утварь, они ринулись было под защиту башен и стен. Но сын и наследник царя Эвандра Паллант[206] словами и жестами вернул их к священному долгу, сам же, приставив к губам ладони, крикнул:

– Кто вы такие? Откуда плывете? Несете нам мир или брань?

Муж, взмахнув оливковой ветвью, ответил:

– Наша родина – Троя, ставшая пеплом. Копья, какие ты зришь, враждебны не вам, а латинянам, недругам вашим. В бегство они нас обратили в сраженьи. Мы ищем подмоги.

С лица Палланта сошла напряженность. Троянцы на берег сошли. Эней с Ахатом двинулись к роще священной, в тени которой старец Эвандр находился.

Приветствуя царя дружеской речью и излагая просьбу о союзе, Эней напомнил царю, что имеет общих с ним предков. Эвандр же пристально разглядывал собеседника, и лицо его, покрытое морщинами, постепенно светлело.

– Как же я рад приветствовать тебя, храбрый сын Илиона! – воскликнул царь, когда Эней замолк. – Как счастлив я вспомнить Анхиза, великого воина. Заодно память моя оживила Приама, посетившего некогда нашу Аркадию. Тогда пушок едва покрыл мой подбородок. До сих пор я храню у себя его щедрые и дорогие сердцу дары. Так что союз наш давно заключен. Ты же как раз поспел к нашему празднику. Отметим его, как подобает союзникам и друзьям.

Тибр.

С этими словами старец дал знак подать яства, расставить кубки, сам же усадил гостей вокруг стола на сиденьях из дерна. Много было выпито в то утро вина, много произнесено речей о времени давнем, когда еще не выросла яблоня, плод которой сделал ахейцев и троянцев лютыми врагами. Война под стенами Трои была далека от Эвандра, поселившегося на притибрских холмах задолго до нее. С удивлением внимал Эней мужу, которому Ахилл и Гектор были одинаково дороги.

Заинтересовал Энея и рассказ Эвандра о давних временах той земли, которая должна стать родиной внукам и правнукам Энея. Оказывается, в старину берега Тибра были заселены людьми, возникшими из древесных стволов, не умевшими ни запрягать волов, ни оставлять на зиму запасы. Пищей им служили птичьи яйца и добыча нехитрой охоты. Затем к дикарям явился Сатурн[207], лишенный власти своим сыном Юпитером. И с той поры эта земля служит укрытием многим изгнанникам. Сатурн собрал дикарей, бродивших по лесам, в единое племя латинян, дал ему справедливые законы. Вспоминая о них и о кротком правлении Сатурна, латиняне называют те времена золотым веком. После Сатурна правило много царей, и среди них более всех прославился несгибаемый Тибр, оставивший свое имя реке, ранее звавшейся Альбулой.