Алая заря - Саша Штольц

тело. Пальцы дрогнули, хватая воздух, но не сжались. Внезапно вся невероятная сила, с которая могла переломить пополам позвоночник хрупкого человеческого тела, исчезла, будто ее и не было никогда. Как до абсурдного легко было удерживать в голове мысль, что никогда эти руки не сделают ничего дурного, ничего выходящего за пределы необходимого, что они не посмеют сломать, оборвать и украсть чужую жизнь! Как же легко оказалось напортачить, не уследить, не проконтролировать и совершить непоправимое.

Хотелось дотронуться до холодной кожи и попытаться все же отыскать отголоски жизни в нем, но Соня не шевелилась и даже не пробовала заставить себя сделать это. Она не найдет пульс — закричит и взвоет так громко, что сбегутся люди. И они найдут ее такую, опрятную, нарядную, всего лишь с несколькими крохотными пятнами на подоле и безжизненным телом юной девушки перед ней. Они не поверят случившемуся и позовут милицию. Ее заберут, будут долго допрашивать, у ее жертвы найдут на предплечье не успевшие затянуться из-за преждевременной смерти ранки, ее отправят в страшные подвалы, где выведают, выпытают и выбьют из нее все, что она знает, а затем сожгут на солнце опасную тварь — и правильно сделают.

Соня сильно прикусила губы, чтобы сдержать дрожь.

Вкус крови исчез, но чувство сытости напоминало о ней так явно, что Соню бы тут же вывернуло на месте, если бы ее тело способно было отторгнуть то, что она так сильно ненавидела, но без чего теперь не могла жить.

В сонной тишине квартала и для чутких ушей звук, с которым она шаркнула по земле сапогом, задевая и кроша тонкую льдистую корочку, был почти оглушительным. Это нога двинулась назад. Так начинался побег.

Соня скривила лицо и зажмурилась.

Это не кошмарный сон.

Она собиралась трусливо сбежать. И бросить девушку здесь остывать на морозе.

Разве же мертвым холод страшен? Нет. Но страшнее было осознание того, что она оставит это тело здесь, как что-то ненужное. Как что-то использованное. Ставшее ужином.

Соня сделала еще шаг назад, и грудь сдавило от безысходности и ужаса.

Она побежала прочь так стремительно, словно в ее прежней жизни воздух был настоящим препятствием, тяжелым, сковывающим и не пускающим вперед, а теперь она была способна разбить его с поразительной легкостью и почувствовать наконец по-настоящему свободное движение. Это было ошеломляющим и отрезвляющим открытием.

Соня по инерции пробежала несколько десятков метров прежде, чем смогла остановиться. Она огляделась по сторонам.

Куда ей теперь идти…

А ведь день начинался так хорошо, пусть Соня и проснулась с сухим горлом и чувством, будто ее кошмарный сон был реальнее некуда.

У нее оставались еще сутки, поэтому она успокаивала себя как могла. Ничего не могло пойти не так. Она же все верно рассчитала. Да?

Степа приехал неожиданно. Ворвался на школьный порог, где она разговаривала с Мариной и Виктором Ивановичем, вручил ей большой букет цветов, затем подхватил ее на руки и заявил, что они едут гулять в Горький.

— Посреди недели! Ты что?.. — обескураженно воскликнула Соня, завозившись в его объятиях и вынуждая его опустить ее.

Взгляды коллег она почувствовала всем телом. Особенно принадлежавший Виктору Ивановичу, ревнивый и жгучий. От неловкости хотелось провалиться сквозь землю, поэтому Соня поспешила попрощаться с ними, избегая необходимости смотреть им в глаза, и дернула Степу за руку, вынуждая его поскорее уйти.

— Славные ребята, — весело сказал он. — А этот… он кто?

— Учитель русского и литературы. Ты почему не предупредил, что приедешь?!

— Хотел удивить. Поехали в город!

Соня думала непозволительно долго, отчего Степа резко повернул голову в сторону школы и, по всей видимости, собирался еще как-то прокомментировать присутствие другого мужчины рядом с Соней. Но ей было совершенно не до его ревности и обиды.

А если бы он приехал завтра?..

Кажется, ей повезло…

На поездку пришлось согласиться, но с одним условием.

— Но какой смысл возвращаться? — не понял Степа. — Отвезу к твоей маме, а утром вернемся. Подвезу прямо к школе! Так же удобнее.

И возразить-то было нечего. Степка специально отпросился с работы, чтобы приехать сюда на следующий день. Но Соня была непреклонна, поэтому он неохотно пообещал вернуть ее в Кстово поздно вечером.

Они заглянули домой, чтобы предупредить об этом бабу Валю. И заодно приодеться, Наряжаться совсем не хотелось, но Степа смотрел на Соню с выжидательной просьбой, поэтому она не стала спорить и быстро сдалась.

Это только на сегодня. Нечего трястись перед неизбежными. Приятная поездка развеет все страхи.

Едва Запорожец Степы, моргнув фарами напоследок, затерялся в ночной темноте, Соня, ведомая странным ощущением, развернулась в другую сторону прямо у подъезда дома бабы Вали. Чувство времени подвело ее, и она не знала не только куда бредет, но и сколько. Она просто блуждала по улицам, пока не обнаружила самую темень неизвестного ей квартала, куда уверенно направилась, краем сознания отмечая, как подрагивают крылья носа, непривычно глубоко втягивающего морозный октябрьский воздух.

Она схватила девчонку за шиворот раньше, чем та успела пикнуть.

Голод был таким жутким и всепоглощающим, что Соня не сразу поняла, что знает свою жертву. Мутная пелена застилала взгляд даже тогда, когда она, насытившись, с мерзким звуком оторвалась от ее запястья, небрежно отбрасывая его от себя, и попыталась вернуть себе вдруг утерянную способность нормально дышать.

Соня узнала Кристину по рыжим волосам и мягкому профилю, и наваждение тут же рассеялось, отрезвляя и возвращая в действительность.

Что же она наделала?..

Ноги привели ее в единственное место, в котором ее могли принять. Даже такую. Отвратительную и запятнанную чудовищным преступлением.

Соня плакала тихо и горько, а Тимур Андреевич громко сопел ей в макушку и поглаживал по спине неожиданно ласковой рукой.

— О… он-на… Там… Я… — язык еле ворочался во рту, но молчать она не могла. — Я убила…

Тимур Андреевич ничего не говорил. Да и что он мог сказать? Что это неправда? Он же не видел. Что такое бывает? А чего еще ожидать от кровопийцы? Или может, он мог поделиться своим опытом? А вот я, Софья, в первый раз убил в восемнадцатом веке, было страшно, но потом привыкаешь?

Соня всхлипнула и боднула лбом плечо Тимура Андреевича, которое от ее слез было насквозь сырым.

— Я оставила… ее т-там. Ей ведь и шестнадцати нет… Как теперь?..

Тимур Андреевич замер, и его теплая ладонь остановилась на одном месте, в районе лопаток, согревая спину, но нисколько не онемевшие от холода внутренности.

— Как?!.. — повторила Соня еще более тихим, но отчаянным шепотом.

— Что как? — тоже тихо спросил