Дар светоходца. Враг Первой Ступени - Елена Гарда

Они не успели ахнуть, а жертва не успела увернуться — удар когтей пришёлся по касательной по спине голубя, и он сорвался в неуправляемое падение с перебитым хребтом. Мистика же, затормозив и развернувшись после атаки, на лету подхватила кувыркающуюся в воздухе добычу и, кинув горделивый взгляд в их сторону, полетела прочь.

Не смотря на шок, друзья не могли сдержать своего восхищения.

— Видали, какова наша красавица?! — из зарослей на другом краю лужайки неожиданно вынырнул дед. — Секунда и ррр-р-раз! Ах, красава! О, орешки, где взяли? А вкусныы-ые!

Кай с Тори не успели открыть рот, как дед сгрёб с блюдца приманку, на ходу вкинул в рот пару шкварок и стремительно растворился в малиннике. Они переглянулись и, давясь от смеха, поплелись отнимать корм у деда.

Карна, пряча усмешку, последовала за ними, и обоим слышалось шипящее: «…не забывай, хищник — не курица».

Брешь в Завещании

В назначенный день, рано позавтракав и собрав пожитки, компания погрузилась в машину и отправилась домой в Древнеград. Было решено ехать сразу к дому Каргера. Он жил в центре, недалеко от храма на Аскольдовой Горе. По хорошей погоде дед с Каем, бывало, захаживали к нему в гости — их кварталы разделяло каких-то три с половиной километра.

Кай был на удивление спокоен. Нотариус Живаго выскочил на их пути будто чёрт из табакерки. Изменить они ничего не могли, всё что можно было обсудить они давно обсудили, потому, самым удачным методом подготовки к встрече с неприятелем оказался совет деда Егора «заканчивать сушить себе мозги и хорош паниковать раньше времени».

На деле это удавалось не всем. Дед по дороге травил анекдоты, от которых История и Карна давились смехом людей, провожающих друга на эшафот, Муза Павловна отрешённо вглядывалась в небо, наблюдая за полётом Мистики, Кай переключил все свои мысли на обдумывание предстоящей встречи. Но не с нотариусом Живаго, которого Кай заранее представлял заматерелым холодным буквоедом, а с мастером Йозефом, старым часовщиком. Ожидание это действовало как спасительный охлаждающий компресс и по меньшей мере мешало ему во весь голос закричать: «Всё пропало!..»

Но нет, не всё пропало. Кай мечтал попросить мастера разрешить ему снова пройти по стрелке. Рвался он туда с двумя целями — во-первых, чтобы поискать пропущенные (возможно) в прошлый раз намёки Каргера и, во-вторых, ради того, чтобы заглянуть поглубже в собственное детство, увидеть маму и папу. Эта мысль поддерживала и ободряла его в Белозоревке, и сейчас он особенно не хотел с ней расставаться.

На входе в подъезд белело объявление, при ближайшем рассмотрении оказалось, что это копия письма, лежавшего у деда в кармане. Они поднялись на третий этаж, на двери Каргера виднелись такие же следы опечатывания, как и на даче, затоптанные обрывки жёлтой ленты валялись на полу. Дверь была приоткрыта. Оставалось десять минут до указанного в приглашении времени. Их встретила пожилая женщина с чёрной лентой на рукаве, было видно, что она здесь всем распоряжалась. Она пригласила их пройти в кабинет Каргера.

В квартире было полно народу, некоторые молчаливо расхаживали по коридору, многие сидели на стульях, расставленных рядами в кабинете Каргера. Среди них, судя по одежде, было немало представителей духовенства. В дальнем конце комнаты несколько пожилых мужчин в деловых костюмах беззвучно обменивались репликами, у каждого в руках были папки с документами, у одного из них, самого важного с пышной седой шевелюрой, был серьёзного вида портфель.

Кай решил, что кто-то из них и есть «нотариус Живаго Ю.Ю.».

На одном из стульев в первом ряду Кай заметил молодую женщину в тёмном платье, она одиноко сидела у окна, застенчиво опустив голову и сложив руки на коленях. Он не нашёл в её облике каких-нибудь следов траура, вроде кругов под заплаканными глазами или чёрной косынки на голове, но почти не сомневался, что это и есть та самая нежданная наследница Каргера.

Все четверо тоже уселись на свободные стулья и стали ждать.

С каждой минутой Каю становилось всё скучнее и скучнее. Он рассматривал прибывающую публику, стены, глазел в окно. Церковники столпились у стены перед большой фотографией. Кай встал и подошёл ближе. При своём росте, чуть приподнявшись на носки, Кай увидел, что это двойной портрет, датированный 1978 годом. Один из запечатлённых людей — средних лет мужчина в круглой плоской шапочке. В папской шапочке, в этом не было сомнений. И рядом с ним Каргер. Ещё не такой седой, с привычным колючим ёжиком на макушке.

На стене рядом висело ещё одно фото, по виду — пятидесятилетней давности. На нём был изображён высокий пожилой мужчина в офицерском кителе и фуражке, рядом с ним — два молодых мужчины в светской одежде. Подпись была сделана латинскими буквами, вероятно, на польском языке, и Кай прочёл, что это некто Кароль Войтыла, отец, и Кароль Войтыла, сын. Третьим стояло какое-то неразборчиво написанное имя. Фотография была очень изношенной, угол её заломился и обтрепался, сеточка трещин пересекала выцарапанные на фотосоставе слова. Но мимолётного взгляда Каю хватило понять, что на этих фотографиях с разницей в 30 лет улыбается один и тот же человек. Кароль Войтыла, сын. Кай не слыхал такого имени. Но точно видел лицо.

Около десяти запоздавшие расселись по свободным местам, остальные столпились в дверях и под стенами. Седой мужчина с портфелем пересёк комнату и открыл окно, становилось душно. Кай затаил дыхание, боясь пропустить хоть слово. Но седой вместе со своим портфелем тут же извиняясь вернулся к своему месту в первом ряду. В следующий момент молодая женщина из первого ряда, подойдя к письменному столу Каргера, объявила:

— Меня зовут Юстиция Юлисовна Живаго, я старший партнёр нотариальной конторы «Живаго и К», Подольский нотариальный округ, Лицензия на право нотариальной деятельности номер…

Кай от изумления открыл рот. Как такая скучная стезя может быть интересна столь молодым красивым девушкам? Они переглянулись с дедом Егором, на лице того читались похожие мысли.

История, вскинув брови, внимательно рассматривала Юстицию Юлисовну. Судя по всему, столь необыкновенное имя старшего партнёра Живаго поразило её даже больше чем собственное. Надо же… Юстиция…

Муза Павловна и Карна не выдавали никаких эмоций.

Нотариус Живаго тем временем зачитала какие-то выдержки из законов и процитировала документы необходимые для начала процедуры вскрытия и оглашения завещания. Поток юридических терминов и сухой тяжеловесный канцелярит всегда действовали на Кая усыпляюще. Решаясь на эту поездку, он, конечно, не рассчитывал найти мероприятие весёлым, но настолько мертвецки-скучной процедуры