Левиафан - Роберт Антон Уилсон

— Но карты говорят, что на самом деле у меня очень мало выбора, особенно в этом мире, который собирается выходить из кризиса.

Мама Сутра улыбнулась, и в её улыбке не было ни прощения, ни осуждения.

— Сейчас не лучшее время для святых, — спокойно согласилась она. — Два доллара, пожалуйста.

Джордж, не делай глупостей. Сейчас Голландцу все ясно. Капоне, Лучано, Малдонадо, Лепке и все остальные боятся Винифреда и всей вашингтонской компании и планируют заключить сделку. Его смерть — часть этой сделки. Они считают Орден удобным механизмом для международных контактов и незаконной торговли. Болваны не понимают, что бесполезно вести переговоры с позиции страха; они оказались слишком глупыми, не удосужившись проштудировать Учение по-настоящему: Страх — это поражение. Стоит тебе испугаться легавых — и ты проиграл. Но легавый исчез. «Что вы с ним сделали?» — закричал он, обращаясь к больничной стене.

(Вчера Трепомена увидел орла. Наверняка его гнездо находится на одной из этих вершин. Он, «Улыбчивый Джим», до него доберётся — Трепомена чуял это нутром и не сомневался. Пыхтя, потея, ощущая боль в каждой мышце, он карабкался все выше и выше… Кофе выплеснулся из бумажного стаканчика и залил страницы «Пиршества плоти». Аспирант Игорь Бивер[37]удивлённо поднял глаза: стрелка сейсмографа указывала на отметку 5 баллов. В миле от него проснулся Диллинджер, разбуженный хлопнувшей дверью и падением его любимой статуэтки «Кинг-Конг на крыше Эмпайр-Стэйт-Билдинга» с бюро на пол.)

НЕ БЫВАЕТ, НЕ БЫВАЕТ ОТПУЩЕНИЯ ГРЕХОВ БЕЗ КРОВИ. НЕ БЫВАЕТ ОТПУЩЕНИЯ ГРЕХОВ БЕЗ КРОВИ.

Мама Сутра выглянула в окно на Бостон-Коммон. Роберт Патни Дрейк остановился и слушал какого-то проповедника; даже издали она могла различить холодную усмешку на его лице.

Напротив неё сидел Дили-Лама.

— Ну? — спросил он.

— Ордену придётся вмешаться. — Мама Сутра печально покачала головой. — Он представляет угрозу для всего мира. — Не будем спешить, — сказал Дили-Лама. — Пусть сначала с ним вступит в контакт Нижний Орден. Если они решат, что он того стоит, тогда начнём действовать мы. Думаю, я смогу убедить Хагбарда поступить в Гарвард и присматривать за ним.

ТАК ГОВОРИТ БИБЛИЯ, ТАК ГОВОРИТ ГОСПОДЬ, И ГОВОРИТ ТАК ПРОСТО И ПОНЯТНО, ЧТО НИКАКОЙ ВЫСОКОЛОБЫЙ ПРОФЕССОР НЕ СМОЖЕТ СКАЗАТЬ, ЧТО ТУТ ИМЕЕТСЯ В ВИДУ ЧТО-ТО СОВСЕМ ДРУГОЕ.

— Сколько тебе лет на самом деле? — с любопытством спросила Мама Сутра.

Дили— Лама спокойно посмотрел на неё:

— Поверишь, если скажу тридцать тысяч? Она рассмеялась:

— Надо было подумать, прежде чем спрашивать. Высших членов всегда можно узнать по чувству юмора.

И ВОТ ЧТО ГОВОРИТ БИБЛИЯ: НЕ БЫВАЕТ, НЕ БЫВАЕТ, БРАТЬЯ И СЕСТРЫ, ОТПУЩЕНИЯ ГРЕХОВ БЕЗ КРОВИ, БЕЗ КРОВИ, БЕЗ КРОВИ.

Хагбард открыл рот в совершенно искреннем изумлении.

— Ну так утопи меня! — воскликнул он, начиная смеяться.

Сбитый с толку Джо заметил на стене за его спиной свежую надпись, возможно нацарапанную рукой одного из тех, кому кислота сорвала крышу: ПОДОПЫТНЫЕ ГОЛУБИ Б. Ф. СКИННЕРА — ПОЛИТИЧЕСКИЕ УЗНИКИ.

— Мы оба прошли, — радостно продолжал Хагбард. — Великий бог Кислота судил нас и признал невиновными.

Джо глубоко вздохнул.

— Когда ты начнёшь объясняться односложно, каким-нибудь простым языком знаков или сигналов, чтобы такой неиллюминизированный идиот, как я, мог хоть что-то понять?

— Ты читал все подсказки. Все было открыто, как на ладони. Ясно, как день, и на виду, как мой нос. Все было очень просто.

— Хагбард, ради Бога, ради меня и ради всех нас, перестань наконец злорадствовать и ответь мне. — Извини. — Хагбард беспечно сунул пистолет в карман. — У меня немного кружится голова. Я всю ночь в некотором роде воевал, приняв кислоту, и испытывал некоторое внутреннее напряжение, особенно с того момента, когда почти на девяносто процентов уверился, чтобы ты убьёшь меня, прежде чем все закончится. — Он закурил одну из своих ужасных сигар. — Ну, если коротко, иллюминаты доброжелательны, сострадательны, добры, и так далее и тому подобное. Дополни этот список любыми другими похвальными прилагательными, какие придут тебе в голову. Короче говоря, мы — хорошие парни.

— Но… но этого не может быть.

— Может, и это так. — Хагбард жестом пригласил Джо подойти к «бугатти». — Лучше Сядем, Дружок, если я могу позволить себе ещё один акростих, прежде чем будут рассекречены все шифры и разгаданы все загадки.

Они сели на переднее сиденье автомобиля. Джо не стал отказываться от бутылки бренди, предложенной Хагбардом.

— Разумеется, — продолжил Хагбард, — когда я говорю «хорошие», ты должен понимать, что все термины относительны. Мы настолько хороши, насколько это возможно в нашей безумной части галактики. Во всяком случае, мы не совершенны. Уж я-то точно, и, сказать по правде, мне не доводилось наблюдать ничего похожего на безупречное совершенство ни у одного из Мастеров Храма. Но с человеческой точки зрения и по обычным стандартам мы весьма приличные ребята. И тому есть причина. Таков основной закон магии, о котором написано в любом учебнике. Ты наверняка где-нибудь об этом читал. Понимаешь, что я имею в виду?

Джо сделал большой глоток из бутылки. Бренди было персиковое — его любимое.

— Думаю, да. «Что даёшь, то и получаешь».

— Вот именно. — Хагбард забрал у него бутылку и тоже отхлебнул. — Заметь, Джо, это научный закон, а не моральная заповедь. Заповедей вообще нет, ибо нет того, кто заповедует. Всякая власть — иллюзия, неважно, идёт ли речь о богословии или же о социологии. Есть лишь свобода — до тошноты абсолютная. Первый закон магии так же нейтрален, как и первый закон Ньютона в механике. Он гласит, что все уравновешивается, только и всего. Ты по-прежнему волен творить зло и причинять страдания, если считаешь, что должен так поступать. Но как только дело сделано, тебе не избежать последствий. Все, что ты делал, возвращается к тебе. И никакие молитвы, жертвоприношения, умерщвления плоти или мольбы тут ничего не изменят, как не изменят они законов Ньютона или Эйнштейна. Так что мы «хорошие», как сказали бы моралисты, поскольку знаем достаточно, чтобы иметь очень веские причины быть хорошими. В течение последней недели события происходили слишком быстро, и мне пришлось стать «плохим» — я сознательно заказывал и оплачивал смерти разных людей и запускал процессы, которые должны были проводить к последующим смертям. Я знал, что делал, и понимал, что за это придётся платить. В истории Ордена такие решения крайне редки, и мой начальник, Дили-Лама, пытался меня убедить, что и в данном случае в них нет необходимости. Я не согласился и взял ответственность на себя. Теперь ни люди, ни боги, ни богини не смогут ничего изменить. Я готов платить по счёту, каким бы он ни был, и заплачу, когда мне его выставят.