Писательница в бегах - Юлия Крынская

Регистраторша уставилась на неё, округлив глаза:

–Что значит какая запись? Вы выходите замуж через двадцать минут.

–А, ну да!– Лилиан улыбнулась ей, и пнула меня локтём в бок.

–Пойдём, дорогая,– я обнял Лилиан за талию и увлёк по лестнице на второй этаж.

–Паш, ну что ты цирк устраиваешь?– вертелась Лилиан в белоснежной длинной тунике с золотым поясом, перед зеркалом спустя пять минут.– Платье, конечно, улёт! А как же гости, машина с куклой на капоте, крики «горько». Родителей не познакомили даже.

–Тебе всё это нужно?– обнимаю её со спины.– Маркиза моя!

–Да нет…

–Тогда я тебя и без «горько» сегодня зацелую.

* * *

Лилиан.

«Он надел ей на палец перстень, усыпанный бриллиантами, и заключил в объятья, не дожидаясь приглашения представительницы власти и закона. Невеста скользнула взглядом по свидетелю, навеки прощаясь с мечтой о блондинах…»– вполголоса перечитываю я эпилог.

–Что там про блондинов?– Павел подпрыгивает в кресле, точно очнулся от сна.

–Я сказала о сардинах,– улыбаюсь ему и вычёркиваю сомнительное предложение.

Дочитываю финальный эпизод романа, сохраняю и сворачиваю файл. Всякий раз, когда заканчиваю рукопись, ощущаю себя птицей, выпущенной из клетки.

–Я сделала это!– вскакиваю из-за стола и кружу по комнате.

–Мои поздравления, дорогая!– Павел, прищурив глаз, подхватывает меня за талию.– До сих пор Серёга не идёт из ветренной головушки?

–Не говори ерунды!– смотрю на Павла и не понимаю, как мне раньше мог нравиться ещё кто-то. Этот человек, устранив всех конкурентов, поборол все мои сомнения и растопил в сердце арктические льды.

–Любишь меня?– останавливается он и поглаживает по животу.

Задумываюсь на мгновение, чтобы позлить моего Отелло:

–Мне кажется да!

–Ах только кажется? Усилим впечатление!– Павел усаживает меня на стол, распахивая полы моего красного шёлкового платья:– Ты без белья?

–Я хорошая ученица?– опираюсь локтями на столешницу.

–Мне кажется да!– Павел ведёт нетерпеливо подрагивающими пальцами по моей ноге. Кожа тут же покрывается мурашками. Дыхание сбивается не только у меня. У нас в любви больше нет тормозов. Некогда страшное утро на яхте, когда я считала, что Павел изнасиловал меня, сейчас вспоминается лёгкой шалостью.

–Где мои бархатные губки?– Павел пальцами скользит между моих бёдер.– Какие они горячие, влажные.

Голос его всегда становится хриплым от возбуждения.

–Скоро Новый год,– напоминаю мужу.

Он свободной рукой расстёгивает штаны и, подхватив меня под колени, соединяет наши тела одним толчком. Взгляд карих глаз Павла влажный, слегка одуревший.

–Первые минуты нашего слияния всегда похожи на секс с дембелем.

–И много дембелей прошло через тебя,– пыхтит Павел, удерживая мои ноги.

–Чисто писательские ассоциации,– выдыхаю я.

Постепенно движения мужа становятся плавными, и я теперь могу тоже включиться в танец наших тел. Павел кладёт меня на стол, ласкает бёдра, живот.

–Сколько в тебе сил!– стону, подаваясь вперёд.

–Я жадный и голодный до тебя!– Павел прижимает мои бёдра к себе, и мы замираем. Люблю ощущать, как он наполняет меня.

Сажусь на столе, тянусь к его губам.

–Любишь?– целует Павел меня.

–Люблю,– мне хочется повторять это слово бесконечно.

Он оставляет меня и достаёт две бумажные салфетки из коробки.

–Прошу вас, мадам.

Улыбаюсь. К моментальным переменам настроения мужа я привыкла. Не удивляюсь, когда после сериальных страстей в нашей постели Павел тут же может взяться за разгадывание кроссворда.

Оправившись, мы идём в гостиную. Рождественская ёлка переливается огнями у красной кирпичной стены. Здесь тоже растоплен камин. Мы с Павлом встречаем наш первый Новый год вдвоём. Павел захотел русский стол, и я приготовила для любимого мужа: оливье, селёдку под шубой, холодец, солёные огурчики, томлёную говядину и к шампанскому, томящемуся в ведёрке со льдом,– бутерброды с икрой. Во втором ведёрке запотевшая бутылка водки. В третьем – брусничный морс.

Окидываю взглядом стол и не могу сдержать улыбки:

–По старой русской традиции есть это мы будем ещё дня три, если не призовём на помощь соседей.

–Ты ведь дописала роман?– Павел подвигает мне стул и садится напротив.

–Дописала,– сияю как Рождественская звезда от удовольствия.

–Тогда проведём эти три дня в постели. Хороший аппетит я тебе гарантирую,– Павел берётся за бутылку шампанского и, сняв фольгу, раскручивает проволоку. Я включаю русский канал по телевизору, чтобы послушать речь президента.

Звонок в дверь без десяти двенадцать заставляет нас вздрогнуть.

–Это ещё кто?– В витражные окна видно улицу, но не видно крыльца.

–Я никого не звал,– пожимает Павел плечами.– Может соседи? Пойдём глянем.

С бутылкой в руках Павел идёт к двери, а мне отчего-то хочется убежать и закрыться в спальне, пока этот кто-то не уберётся восвояси. Только сейчас я понимаю, как ещё слаба. Мысленно благодарю Павла за то, что он оградил меня от мира и суеты после острова. Молю Бога, чтобы за дверью оказался сосед или запоздавший почтальон.

Павел оборачивается и качает головой:

–Маркиза, я твой страх на расстоянии чую. Всё хорошо.

–Может не будем открывать?– молитвенно складываю руки у груди.

Звонок снова разносится по дому мелодичной трелью. Павел смотрит в глазок и отступает от двери. На лице его выражение, будто он увидел привидение.

–Не будем открывать,– я уже не спрашиваю, а прошу.

–Увы, невозможно,– вздыхает Павел и распахивает дверь.

–Как вы жить в такой ужасный климат?– Лок стряхивает с плеч снег и заходит в дом. Таксист вносит за ним чемодан и, получив чаевые, откланивается. Лок смотрит на наши растерянные лица.– Вы звать меня на острове, я приехать.

–Дружище, я так рад!– Павел первый приходит в себя и взмахивает руками.

Пробка со свистом вылетает из бутылки, и пена вырывается наружу, заливая красный шёлк моего платья.

–Похоже, я ехать вовремя!– Лок ловит в руку срикошетившую от потолка пробку, выхватывает бутылку у Павла и затыкает её.– Вы и здесь всё ломать.

–Привет! Конечно же мы рады тебе,– обнимаю я Лока, прижимаясь к его мокрой от снега длинной шубе. Мой наряд всё равно уже ничто не спасёт и настроение тоже.

–Я скучать по тебе,– целует он меня в макушку.

–Раздевайся,– рокочет Павел, закрывая дверь.– Шубу на вешалку, вещи пока здесь оставь. Пойдёмте скорее! Сейчас уже куранты бить будут!