Она - Филипп Джиан

– Я всю ночь пытался ей дозвониться, а она не ответила.

– Конечно, не ответила, Венсан. Ночью она спит. Все добрые люди спят по ночам.

Он приготовил яйца. Мне осталось только их сварить.

– Послушай, Венсан, я не думаю, что это правильно, понимаешь, не надо так ее доставать. Я думаю, она из тех, кто возвращает удары сторицей.

Он длинно ругается. Мне больно на него смотреть. Я была бы так счастлива, если бы он забыл про Жози и ее ребенка, оставил их жить жизнью, которую они начали без него, – запрыгивать на ходу всегда труднее и предполагает акробатические навыки. Ему было бы достаточно отпустить ситуацию, напиться раз в кои-то веки, и готово дело. Но я решительно не хочу делиться с ним своим мнением. Не стоит рисковать за несколько часов до этого вечера, из-за которого он уже довел себя до ручки.

Никто не в курсе моей связи с Патриком, но он теперь в числе наших знакомых, и мы внесли его в список гостей. Он заезжает за мной, потому что Жози по-прежнему не отвечает на звонки, и я оставляю машину Венсану, который весь извелся и хочет поехать посмотреть.

Не успел Патрик войти, как Венсан вылетел за дверь, и мы слышим рев мотора; он смотрит на меня, улыбаясь. Я в двух словах объясняю ему ситуацию, потом, чувствуя, что настроение его меняется, в свою очередь улыбаюсь.

– И думать забудьте, – говорю я ему. – Не вынуждайте меня пускать в ход газ.

– Вы меня искушаете, Мишель.

Я касаюсь его руки.

– Мы вернемся не поздно, – шепчу я, самым бесстыдным образом сжимая эту руку. – Обещаю вам, – добавляю, с гримаской заглянув ему в глаза.

– Это пытка, – выдыхает он мне в шею.

– Надеюсь, Патрик.

Я и забыла, как приятно завести нового любовника, насколько каждая минута рядом с ним полна удивления, свежести, пороха, по крайней мере, в первые три недели, и как отрадно играть, прятаться, скрывать тайну, шутить. Он говорит мне, что я великолепна, когда мы выходим в холодную ночь. «Вот что мне нравится слышать, – думаю я, – вот самый лучший в мире наркотик».

Льдины плывут по Сене и искрятся, задевая черные борта баржи.

Ришар не очень в курсе затянувшейся ссоры между его сыном и Жози, и я, пользуясь случаем, говорю ему, что он должен научиться делить свое время и не посвящать девять десятых Элен, если хочет продолжать что-либо понимать в окружающем его мире. Он хихикает. Я узнаю, что Элен удалось протащить его сценарий на читку в «Гексагон», – то, что я так и не сподобилась сделать, должно быть, сразу подумал он, – и полагаю, что в оставшуюся десятую он ставит за нее свечи.

– Как бы то ни было, он не слышал ее со вчерашнего вечера, – говорю я. – Это нехороший знак. Прояви немного внимания. Поговори с ним.

Он протягивает мне бокал шампанского и кивает. Баржа слегка покачивается, когда мимо проплывает кошмарный речной трамвай. В другое время он ответил бы, что не мне давать ему уроки или еще что-нибудь в этом роде, и этот бойцовый дух его тогдашних отношений со мной исчезает так же быстро, как тает снег с первым теплом. Парадокс в том, что этот недостаток агрессивности меня обижает. Мы с Ришаром едва успели перекинуться тремя словами, а вокруг Элен уже трое мужчин – и Ришар наблюдает за сценой краем глаза, слегка кривя рот.

Анна присоединяется ко мне в баре. Она ищет Венсана, чтобы поздравить его, все идет лучше некуда, но хмурится, когда я объясняю причину его отсутствия. Она ничего не говорит. Сжимает кулаки. Я не делюсь с ней этим соображением, но ее нескрываемая неприязнь к Жози – хоть та и отвечает ей тем же, – как раз и породила конфликт между Жози и Венсаном, и вот что происходит теперь. Я тем не менее обнимаю ее, ведь этот праздник в ее честь, двадцать пять лет назад мы с ней встретились в больничной палате и все это запустили, и я прижимаю ее к себе, пока кто-то из гостей не начинает свистеть, а остальные присоединяют к свисту одобрительные возгласы.

Анна, пользуясь всеобщей эйфорией, говорит, как она взволнована, как горда, и от всего сердца благодарит всех друзей и клиентов AV Productions, которые были с нами все эти двадцать пять лет, и бла-бла-бла, а все аплодируют.

Некоторые авторы уже пьяны. Шампанское превосходное. Решительно, Венсан отлично справился. Интересно, что он делает сейчас. Я позаботилась, чтобы для него отложили птифуров. Время от времени я встречаю Патрика, и мы перебрасываемся какими-то банальными словами, как дальние знакомые, ситуация, надо сказать, весьма забавная – ведь мы оба думаем только об одном, о нашем скором соитии, и в деланом безразличии в таких условиях есть особый смак. До такой степени, что Анна шепчет мне на ухо, имея в виду Патрика, что не понимает, как я до сих пор не упала в объятия этого очаровательного соседа. Я наблюдаю за упомянутым соседом краем глаза.

– Ты не находишь, что он немного пресный, какой-то никакой? – спрашиваю я.

Наконец появляется Венсан, но он один – и белый как простыня. Я, добрая душа, выхожу на набережную и иду ему навстречу.

– Ее нет. Никого нет, – цедит он сквозь зубы. – Она смылась, мать ее!

Я беру его за руку, и мы возвращаемся к сходням.

– Нет, правда? Ты уверен?

– Я ждал целый час. Потом тип этажом ниже сказал, что видел, как она уходила с большой сумкой.

– И все?

– Что? Тебе еще картинку?

Я увлекаю его внутрь, чтобы он смог полюбоваться делом своих рук и порадоваться, что сумел без сучка без задоринки довести операцию до победного конца. Приходит на подмогу Анна и похищает его у меня. Я посвящаю Ришара.

– Куда она, по-твоему, могла отправиться с сумкой и ребенком на руках? – пожимает он плечами. – Далеко вряд ли ушла.

Я того же мнения и особо не беспокоилась бы, если б Венсан хоть немного расслабился и убрал с лица гримасу, которая словно приклеилась к нему намертво, с тех пор как он пришел.

Я прошу Ришара, чтобы он успокоил его, как может, как это под силу, говорят, только отцу, и понимаю по его горестному взгляду, брошенному в сторону Элен, по-прежнему окруженной мужчинами, – на ней красные туфельки на шпильках, – что он чувствует себя как автовладелец, припарковавший свой «астон-мартин» ночью в квартале, где даже велосипед или старенький мотоцикл оставить нельзя.

Все же он кивает.

– Ты хороший отец, – говорю я ему.

Он продолжает задумчиво кивать.

– Ришар, – не выдерживаю я, – если ее могут увести, стоит тебе отвернуться, мой тебе совет, расстанься с ней как можно скорее. А то нахлебаешься.

Он из той новой породы мужчин, с которыми мы жили и не живем больше и которые, против всяких ожиданий, остаются привлекательными – в определенном свете и в умеренных дозах.

Торт большой, как стол для пинг-понга, плотный, как кирпич, целиком покрыт белым с голубыми разводами кремом и увенчан вензелем, похоже, из пралине, с надписью «25 лет AV Productions». Я предоставляю Анне заниматься им, после того как мы задули свечи и покрасовались под аплодисменты и одобрительный свист честной компании, потому что вижу, она получает законное удовольствие и пользуется случаем, раздавая первые куски, чтобы шепнуть словечко кое-кому из гостей. Я подмигиваю ей, и она отвечает мне широкой улыбкой. Я вижу, как Ришар пробирается к Венсану между креслами и кладет руку ему на плечо. У бара я встречаю Патрика – этот Патрик видится мне смесью одного и другого, довольно неуместное наслоение двух его лиц делает его притягательным и отталкивающим одновременно, вот-вот проступит сходство с моим отцом. Я очень стараюсь не прижиматься к нему.