Баллантайн - Уилбур Смит

вопросах медицинских исследований, — писал один из более мягких критиков. — Нет ни малейшего доказательства того, что какое бы то ни было заболевание может переноситься через кровь, а призывать на помощь летающих насекомых, якобы способных на подобное злодейство, слишком напоминает сказки о вампирах и оборотнях».

— Над вашим дедушкой тоже смеялись, — заявила Робин с высоко поднятой головой. Сила и решимость, написанные на ее лице, невольно вызывали уважение. — Когда он оспорил убеждение, что желтая лихорадка заразна, от него потребовали доказательств.

Близнецы уже десяток раз слышали об этом эпизоде семейной истории и, зная, что последует дальше, побледнели в приступе легкой тошноты.

— Дедушка пошел в больницу, где собрались все знаменитые врачи, наполнил стакан рвотными массами пациента, умирающего от желтой лихорадки, и выпил его во здравие коллег у них на глазах.

Вики прикрыла рот ладонью, Элизабет поперхнулась и побелела как мел.

— Ваш дедушка был мужественным человеком, а я — его дочь! — заявила Робин. — Теперь доедайте, после обеда мне понадобится ваша помощь.

Позади церкви стояла новая палата, построенная Робин после смерти первого мужа в войне с матабеле. Тростниковая крыша держалась на деревянных столбах, стены возвышались всего фута на три. В жаркую погоду ветерок свободно продувал постройку, а в холодное время или в сезон дождей циновки из травы закрывали проемы. На глиняном полу лежали ряды подстилок: пациенты спали вместе со своими здоровыми супругами и детьми — лучше уж превратить палату в коммунальное жилище, чем выслушивать бесконечное нытье больных. Здесь царила столь дружелюбная атмосфера и так хорошо кормили, что прошедших курс лечения пациентов с трудом удавалось отправить домой. В конце концов Робин нашла безотказный способ: все выздоравливающие и члены их семей должны были работать в поле или на постройке новых палат. Эта уловка позволила уменьшить население клиники до разумных размеров.

Лаборатория Робин, маленькая округлая мазанка с единственным окошком, располагалась между церковью и палатой. Внутри вдоль всей стены тянулся рабочий стол, висели полки. На почетном месте стоял новый микроскоп, купленный на гонорар от «Рядового Хэккета», рядом лежал рабочий дневник — толстая тетрадь в кожаном переплете, в которую Робин принялась записывать предварительные наблюдения.

«Подопытный — женщина европеоидной расы, на данный момент здоровая…»

— Номуса, ты поклялась королю Лобенгуле, что после его смерти будешь заботиться о народе матабеле. Как ты сможешь выполнить свое обещание, если умрешь? — удрученно спросила Маленькая Голубка на исиндебеле, назвав Робин именем, данным ей матабеле: Номуса, Дочь Милосердия.

Робин оторвала взгляд от аккуратно написанной строчки и раздраженно посмотрела на подругу:

— Джуба, я вовсе не собираюсь умирать! И ради всего святого, не смотри на меня с таким постным видом!

— Номуса, не следует дразнить злых духов.

— Мама, Джуба права! — вмешалась Вики. — Ты нарочно перестала принимать хинин — ни единой таблетки за шесть недель! А ведь, согласно твоим наблюдениям, опасность черноводной лихорадки возрастает…

— Хватит! — Разозленная Робин стукнула по столу ладонью. — Я не собираюсь вас слушать!

— Ладно, — согласилась Элизабет. — Мы больше не станем пытаться тебя остановить. Но если вдруг твое состояние резко ухудшится, можно нам поехать в Булавайо за генералом Сент-Джоном?

Робин бросила перо, заляпав чернилами открытую страницу журнала, и вскочила на ноги.

— Ни в коем случае! Не вздумай даже приблизиться к этому человеку!

— Мама, ведь он твой муж, — благоразумно напомнила Вики.

— И отец Бобби, — вставила Элизабет.

— И он тебя любит! — выпалила Вики, прежде чем Робин успела ее остановить.

Бледная как мел, Робин дрожала от ярости и еще какого-то чувства, не в силах вымолвить ни слова. Элизабет воспользовалась необычной молчаливостью матери.

— Он такой сильный…

— Элизабет! — Робин обрела дар речи, и в ее голосе зазвенела сталь. — Ты прекрасно знаешь, что я запретила вам любое упоминание этого человека!

Она вернулась за стол, и на долгую минуту шорох пера, бегущего по странице, был единственным звуком в воцарившейся тишине. Когда Робин заговорила вновь, ее голос звучал ровно и бесстрастно.

— Если я не смогу вести дневник, записи будет делать Элизабет — у нее лучше почерк. Записи должны быть ежечасными, независимо от тяжести моего состояния.

— Хорошо, мама.

— Вики, ты начнешь лечение, но не раньше, чем периодичность приступов будет установлена вне всякого сомнения. Я подготовила для тебя письменные инструкции на случай, если я буду без сознания.

— Хорошо, мама.

— А я? — тихо спросила Джуба. — Что делать мне, Номуса?

Выражение лица Робин смягчилось, и она положила ладонь на руку подруги.

— Джуба, не думай, что я нарушаю свое обещание Лобенгуле позаботиться о его народе. То, что я собираюсь сделать, поможет нам понять сущность болезни, от которой с незапамятных времен страдают матабеле и все народности Африки. Поверь мне, Маленькая Голубка, сейчас я делаю важный шаг к освобождению твоего народа, да и моего тоже, от этой ужасной напасти.

— Номуса, неужели нет другого способа?

— Нет, — покачала головой Робин. — Ты спросила, чем ты можешь помочь. Побудь со мной, Джуба, и утешь меня.

— Конечно, а как же иначе, — прошептала Джуба, обнимая подругу, и ее плечи затряслись от рыданий. В объятиях громадных рук Робин казалась щуплой девочкой.

На подстилке у низкой стены лежала чернокожая девушка. Вскрикнув в забытьи, она откинула меховую накидку, обнажив тело, вполне созревшее для материнства, с широкими бедрами и выступающими сосками, но сгорающее от внутреннего жара. Кожа казалась хрупкой, как пергамент, губы посерели и потрескались, глаза сверкали нездоровым лихорадочным блеском.

Робин прикоснулась к девушке и невольно вскрикнула.

— Да она огнем горит! Бедняжка достигла пика. — Отдернув руку, Робин прикрыла больную толстой мягкой накидкой. — Я думаю, пора. Джуба, держи девочку за плечи, а ты. Вики, за руку. Элизабет, принеси инструменты.

Из-под