Бешеная - Александр Бушков

– Это не я… охранника…

– Ну да? – ухмыльнулась Жанна. – А Максиксейчас очухается и скажет, что ты…

– Это Абдулла… Из своего… У него «Вальтер», можно жепосмотреть по пуле.

– Сейчас. Будем пули смотреть. И капуста у Абдуллы?

– У него половина…

Пожалуй, Билли никого не собирался доставать ногой в прыжке.Не тот типаж. Слабое звено, каковое имеется в каждой цепочке, нужно толькоугадать. Жанна, небрежно затушив сигарету о подоконник, присела на корточкирядом с собеседником, ткнула стволом пистолета ему в ухо, но тут же передумала,кивнула напарнику:

– Иди-ка сюда, Зверь, со своей бесшумкой…

– В ногу? – спокойно осведомился Зверь, медленнонадвигаясь.

– Ну, Зверь, ты садист… – протянула Жанна. –Он же хромать будет… В яйцо. Тебе которого не жалко, Билли? Да ты не горюй,чудик, и с одним яйцом люди живут припеваючи… – И преспокойно, насквозьпо-деловому продолжала: – Зверь, ты только стяни с него штаны, а то ведьпромахнешься, если будешь стрелять вслепую, еще в ногу засадишь.

Билли попытался что-то прохрипеть. Зверь бесстрастноприкидывал, как половчее стянуть с него брюки.

– Погоди минутку, – сказала Жанна. – Такоевпечатление – жалко Билли своего яйца. Дорого оно ему, как память. А, Билли?Ну, тогда говори, умничка, может, я тебя и пожалею… Половина бабок у Абдуллы. Агде Абдулла?

– В Ольховке.

– Конкретнее.

– К-кошевого сорок пять. Частный дом. Там его телка…

– Завтра все вместе собирались сдернуть?

– Ну…

– Вторая половина где?

– В сумке. В шкафу. Нет, давай уж разборку сделаем, какположено… Коли такие танцы… Я тут пешка…

Жанна кивнула Зверю, и тот отошел, не спрятав пистолета.

– Абдулла что, черный?

– Нет, наш, ольховский. Костя Дударев. Абдулла – длякрасоты, как в «Белом солнце»… – Билли, умоляюще глядя на нее, прохрипел:– Не надо, мужики… – и сообразил, что мужик перед ним только один. –Жанна, я ведь так, на подхвате… Может, добазаримся?

– Лапочка ты моя, – похлопала его по щекеЖанна. – Ну хорошо, я же женщина, мне душевной быть положено. Вот попалсябы ты тому мужику с парижской фотографии, он бы принялся светить тебе в рожулампами да охаживать кулачищем по загривку. Терпеть он таких не может…

– А он кто? – машинально спросил Билли.

– Да милейший человек, – мечтательно сказалаЖанна. – Комиссар полиции шестнадцатого округа. Неделю мы с ним общались,а замуж и в самом деле звал, только у меня командировка кончилась…

Упруго выпрямилась и вышла. Только тогда до пешки Билли истало понемногу кое-что доходить.

Макс и его стражи пребывали в прежней позиции.

– Ну, подняли и украсили, – распорядилась Жанна.

Макса подняли, украсили наручниками. Усадили на диван и селипо бокам, зажав с обеих сторон.

– Давай уж матом, чтобы легче стало, – предложилаему Жанна. – Пока не сели писать официальные бумажки.

Однако Макс, люто сверкнув глазами, молчал.

– Ну, ты умней, чем я думала… – и она продолжиласкучным голосом: – Старший оперуполномоченный уголовного розыска капитанШевчук. То бишь я. Согласно указу Президента… До тридцати дней… В бюрократиюиграть будем? Удостоверение предъявлять в развернутом виде?

– С-сука, – сказал Макс и отвернулся, насколькомог.

– Значит, не будем. – Жанна отошла ко второмуштатскому, понизила голос: – Толя, давай в машину. Кошевого сорок пять – тамтретий, пусть займутся. Потом организуй понятых, да вежливо, ну и пустьостальные сюда поднимаются, начнем игры с писаниной. Эх, а домой я попаду нераньше четырех утра, и хрен мне кто отгул даст…

Макс таращился на нее словно бы с немым вопросом.

– Нет уж, Максимилиан, – усмехнулась Жанна,присаживаясь к столу и тщательно заворачивая в целлофан фотографию. – Мы стобой не в штатовском детективе, и никто тебе не станет долго и вдумчивообъяснять, как мы эту хатку вычислили. Ну, а машину с вашим блудливым заказикомтормознули на подступах, только и дел. Котенки, кто ж в вашем положении тактелефоном балуется? Ладно, наденьте ему штаны, а то еще начнет орать припонятых, что менты его раздели и утюгом пытали…

Появились еще трое, уже в полной форме. Жанна вышла в другуюкомнату, махнула рукой:

– Билли, пошел вон, сядь там в уголочке рядом скорефаном, да не дергайся, а то пальнут… – Когда за ним захлопнуласьдверь, взяла с пола бутылку и как следует глотнула из горлышка. Усталооткинулась на колченогом стуле. – Ладно, один черт, все равно пила,общаясь с клиентами, так что запашок мотивирован… Кинь сигареты. Ну что, умницая у вас? А кто это предлагал штурмовать с «Зарей» и кувалдами? – и пускаладым с закрытыми глазами…

– Дарья, ты молоток, – сказал крепыш не безвосхищения.

– Ну да, вот именно, – рассеянно отозвалась она,не открывая глаз. – Очаровательный молоток, Славик. Как говорили вПарижике, «мадемуазель Дария – шарман». Они ж мягкий знак нипочем не выговорят,лягушатники… – В несколько затяжек прикончила сигарету и открылаглаза. – А где, Слава, бабки, за меня авансом полученные?

– Тут. Слушай…

Даша встала, ухмыльнулась:

– Слушаю. Вот если бы ты их при обыске наладил в кармансо стола, я бы на тебя первая накатала телегу. Ну, а так – словно бы изаработали. Ты меня честно продавал, а я честно терпела, когда хватали заполовые признаки. Все равно в нашей веселой рутине никто про эту мелочь и невспомнит… Только делим не поровну, а по-честному. Мне сто, тебе триста. И невозникай. Я баба одинокая, а у тебя двое по лавкам. Сунешь мне в шубу потом. Ия сказала – сто… – Она задумчиво ухмыльнулась: – А все-таки завидки берут,Славик, – хорошо заколачивают эти бляди. У меня в месяц восемьсотпятьдесят чистыми, а тут – нате вам… Как выражаются по ящику, налицозначительный дисбаланс в доходах населения. Пошли писать бумажки? Авось и ктрем по домам попадем…

Она все-таки попала домой к трем часам ночи – так чтоудалось поспать аж до семи и даже проснуться довольно бодрой. В основномблагодаря успешно и лихо завершенному делу – ибо любой честный российскийсыскарь-следователь нагружен делами, как Барбоска блохами, и избавление оточередного являет собою сущий праздник души. В особенности если забыть наминутку о тех, что остались висеть на шее…