Прелюдия любви - Элизабет Ренье

Вены на висках сэра Уильяма стали темно-лиловыми.

— Как вы смеете, сэр! Перечить мне в моем собственном доме, перед моей женой, моей дочерью, моими друзьями… Отойдите в сторону, я сказал, или, клянусь небом, я прикажу выбросить вас вон вместе с этим негром. Я должен был знать, что ваше присутствие непременно повлечет за собой неприятности, и тот факт, что вы — мой гость, может оказаться для вас менее существенным, чем ваш… ваш фанатизм в отношении черного раба.

Лицо Криспина было очень бледным. На щеке дрожал мускул. Но заговорил он с безупречным спокойствием:

— Вы совершенно правы, сэр Уильям. Согласно моему кодексу чести человеческая жизнь и свобода важнее этикета и хороших манер. Однако вам нет необходимости прибегать к насильственным мерам. Я удаляюсь сейчас же.

Двое головорезов крепче сжали дубинки, взглянув на сэра Уильяма в надежде получить разрешение схватить раба, а затем двинулись вперед. Криспин широко раскинул руки, преграждая им путь:

— Я повторяю, этот негр не является ничьей собственностью, он свободен так же, как свободен любой христианин в Англии. Он пойдет со мной.

Двое мужчин застыли и снова поглядели на сэра Уильяма. Тот закричал все себя от гнева:

— У меня найдется на вас законная управа, Данси! Клянусь, вы пожалеете об этом.

Леди Торренс положила ладонь на руку мужа:

— Успокойся. Будущее одного беглого раба не должно представлять для тебя особой важности.

Криспин спокойно сказал:

— Прошу прощения, тетушка Феба, но для сэра Уильяма это вопрос величайшей важности. — Он быстро огляделся. — И для лорда Бретертона, поскольку он намерен жениться на мисс Торренс. И для любого другого джентльмена, чье богатство происходит из Африки. — Он повернулся и поклонился Саре: — Прошу прощения, кузина, за то, что прервали ваш праздник. Простите, что не могу должным образом принести все подобающие случаю извинения. Так что сейчас я просто желаю вам счастья и — спокойной ночи. — Он тронул беглеца за плечо. — Пойдем, Джозеф, не бойся. Пока ты будешь со мной, никто тебя не тронет.

Глядя, как они уходят, Сара размышляла над его словами. Двое головорезов отошли на шаг в сторону, чтобы дать им пройти, никто из гостей не сделал попытки остановить их. Гнев ее отца был выше всяких слов. Он вцепился в галстук, лицо его налилось кровью. Леди Торренс, всплеснув руками в тревоге, настояла, чтобы он присел на стул, и стала энергично обмахивать его веером. Она распорядилась, чтобы подали вино. Серое суконное одеяние и камзол цвета шелковицы пропали из вида, их заслонили люди, бросившиеся к сэру Уильяму. Сара слышала, как закрылась дверь, ведущая в сад, потом вдруг все заговорили разом, женщины нервно смеялись. Она услышала рядом с собой голос Энтони.

— Черт побери, готов поклясться, что это был бы неплохой сюжет для театральной пьесы.

— Но эта пьеса слишком правдоподобна, — с грустью отозвалась девушка. — Страх этого человека был слишком реален. Как и гнев моего отца.

— О, сэр Уильям, конечно, рассердился, и не без причины, — сказал Энтони. — Он все еще страдает от приступов желчи. — Заметив беспокойство Сары, он добавил: — И только-то. Он скоро придет в себя. Я думаю, нам стоит продолжить танцы. И поскольку твой отец в данный момент не способен это сделать, я возьму на себя смелость приказать подать напитки, чтобы освежить тех двух разочарованных молодцов.

— Ты намерен наградить их вином за жестокость? Ты одобряешь, что они преследовали и били христианина?

Энтони с удивлением взглянул на нее:

— Моя дорогая Сара, ты просто была не готова к тому, что сказал Данси, так ведь? Чтобы простое окропление водой, совершенное каким-то безответственным священником, могло превратить раба в обычного человека? Это верно заметил твой отец — нелепость, мешанина нелепостей и лжи.

— Я не знаю, что в твоих словах правильно, а что нет, — неуверенно возразила Сара. — Я лишь хочу, чтобы он спасся от этих отвратительных головорезов.

Энтони сжал ее пальцы:

— Любовь моя, я знаю, что у тебя нежное сердце. Но не трать чувства на дикарей и не думай о том, что тут наговорил твой кузен. Он, как и предположил твой отец, — просто фанатик, человек, идеи которого целиком и полностью ложны и даже опасны.

— Опасны? — Она вспомнила ощущение неловкости, возникающее в присутствии Криспина, необъяснимое чувство страха, которое он у нее вызывал. — Как… как он может быть опасен, Энтони?

— Ты не должна забивать свою хорошенькую головку подобными мыслями. Это не твоя забота, любовь моя, да и не моя. Пойдем, музыканты заметили мой сигнал и сейчас начнут играть. Давай танцевать.

Но прежде Сара уверилась, что отец пришел в себя после приступа, а потом, следуя за Энтони в танце, сделала над собой огромное усилие, чтобы держаться непринужденно. Но как ни старалась, не могла вернуть себе былой веселости. Хотя она смеялась и легкомысленно болтала с гостями, мысли ее были беспокойны. Первый раз в жизни она обнаружила, что в споре между отцом и человеком, который был ей почти незнаком и никогда не нравился, она не приняла сторону отца. Но, всматриваясь в лица гостей, не могла распознать в них какого-либо отражения собственных чувств при виде израненного, перепуганного негра. Она предположила, что ее жалость возникла по ошибке, а симпатия в отношении Криспина — игра воображения. В конце концов, она не разбирается в подобных вещах и не может понять, почему ее отцу было так важно, чтобы раба забрали. Она никогда не сомневалась в том, что ее отец знает все на свете. И теперь, вспоминая гнев в глазах Криспина, жесткую линию рта и подбородок, выдававшие решимость, равную решимости сэра Уильяма, почувствовала легкое опасение, которое не могло до конца развеять даже присутствие Энтони.

Сара каталась с Энтони в парке. Она сидела верхом на любимой гнедой, одетая в новый костюм для верховой езды, отделанный серебряным кантом. Маленькая шляпка с изогнутым пером была изящно приколота поверх пышных волос.

Энтони смотрел на нее, ласково улыбаясь. Отец, которого Сара видела только за обедом, похоже, совершенно позабыл неприятный инцидент, несколько омрачивший картину бала, равного тому, какой устроили бы при первом выходе в свет для герцогской дочки. Мачеха же пребывала в нервическом состоянии. По правде сказать, леди Торренс вечно волновалась — то по тому, то по другому поводу. Что же до Криспина Данси, то Сара полагала, что он явится с визитом, чтобы принести извинения, а потом вернется в свое поместье в Сассексе и она еще долго его не увидит. В ее мирке все снова было хорошо.

С улыбкой она отвечала на приветствия знакомых, доносившиеся из проезжающих экипажей, и перебрасывалась парой слов с теми, кто совершал конные прогулки верхом. Она была готова взорваться от гордости, замечая завистливые взгляды других девушек, и чувствовала абсурдное желание петь, громко смеяться, послать лошадь в безудержный галоп и мчаться так, чтобы ветер развевал ее волосы.