Вечно дикая - Кэти А. Такер

с растущей улыбкой. После десятков телефонных звонков, сделанных в ходе подготовки к этому визиту, ее акцент стал мне уже привычным.

Я видела всего несколько фото Астрид. Одно из них стоит на нашей книжной полке в углу. На нем Джона еще тощий мальчишка, а Астрид больше походит на манекенщицу – высокая, стройная, с длинными белокурыми волосами. На другой фотографии, сделанной на выпускном вечере Джоны, она выглядит уже несколько старше той норвежской красавицы в вишнево-красном бикини.

Сейчас, когда ей исполнилось пятьдесят девять, годы, конечно, наложили свой отпечаток на эту роскошную женщину, но она по-прежнему грациозна и изысканна. Лицо Астрид непринужденно рассекают мимические морщинки, с которыми моя мама активно борется с помощью регулярных инъекций ботокса. Сомневаюсь, что сияющей кожи Астрид вообще когда-либо касалась игла. Ее некогда длинные волосы теперь подстрижены очень коротко, но стильно, а их платиновый цвет, несомненно, результат работы хорошего салона красоты.

– Это Бьерн, – жестом представила она седовласого мужчину рядом с собой, такого же высокого, как и она.

Они стоят бок о бок, и десятилетняя разница в их возрасте сразу бросается в глаза.

– Уверен, ты слышала обо мне много замечательных вещей. – Лазурные глаза Бьерна устремляются на пасынка, и даже с учетом его акцента ошибиться в том, что он имеет в виду, невозможно. Но когда мужчина снова переводит взгляд на меня, я не вижу ничего, кроме вежливости. – Очень рад познакомиться с женщиной, которой удалось приручить сына Астрид.

Бьерн протягивает руку, и я принимаю ее, удостоившись крепкого рукопожатия.

– Не знаю, насколько хорошо он приручен, но… – Заставляю себя улыбнуться шире. – Мне очень приятно познакомиться с вами обоими. Проходите в дом и грейтесь. У меня как раз лазанья в духовке. – Я киваю в сторону стола, накрытого на четверых, на котором уже стоит открытая бутылка красного вина – чтобы подышать.

– Мы уже поели, – качает головой Бьерн. – Все, чего я хочу, – это лечь в постель.

Астрид бросает на него мимолетный, но острый взгляд голубых глаз, таких же пронзительных, как и у Джоны.

– Спасибо, Калла. Мы перекусили в Сиэтле, пока ждали следующего рейса. Хотели зайти поздороваться, но мы и правда очень устали. Особенно этот старик.

– Конечно, не беспокойтесь.

– Я отвезу их в домик. – Джона достает ключи от старого, видавшего виды, пикапа – я все еще думаю о нем не иначе как о машине Фила. – Ты не подвезешь меня обратно?

– К твоим услугам.

Я забираю ключи из его рук, целую в губы и провожаю Астрид и Бьерна за дверь.

* * *

– К нам должны были приехать на этой неделе, чтобы проложить Интернет, и тогда у вас был бы Wi-Fi, но дату перенесли на начало января. Связь по-прежнему есть, но нерегулярно. Она немного… нестабильна.

И это в лучшем случае. В плохую погоду здесь практически мертвая зона.

– Мы выживем. – Астрид глубоко вдыхает и с интересом изучает интерьер домика. – Пахнет свежей древесиной.

Окидываю взглядом небольшое пространство, обставленное аккуратной мебелью в скандинавском стиле и декорированное яркими одеялами и коврами в стиле навахо. Я даже поставила в углу небольшую елочку и развесила на окнах маленькие белые гирлянды, чтобы создать праздничную атмосферу.

– Да, все очень свежее. Рой закончил отделку только в прошлые выходные.

– А всякую всячину мы перевозили сюда аж до вчерашнего дня. Калла трудилась, не покладая рук, чтобы успеть все подготовить. У вас должно быть все, что нужно.

Джона чистит снег со своих ботинок, а затем поднимает два больших чемодана, по одному в каждой руке. Он взваливает их на специальные, заказанные мной стойки, на доставку которых ушло целых два месяца, и недовольно вздыхает под тяжестью ноши.

– Господи, что ты с собой привезла?

– Это же Рождество. Я не собиралась приезжать к вам с пустыми руками, – спокойно заявляет Астрид. – Ты ведь еще помнишь, что где-то существуют магазины, да? – Она протягивает руку, чтобы провести ладонью по щеке сына. – Но норвежские магазины есть не везде, vennen[1].

Я не знаю, как она его назвала, но, похоже, это произвело впечатление, потому что суровое выражение лица Джоны сразу смягчилось. Он обхватывает мать за плечи, притягивая ее к груди. Она немедленно откликается, обнимая его за талию.

– Я и забыла, какой ты большой. Карл и Ивар по сравнению с тобой просто крошечные.

В этих именах я узнаю имена сыновей Бьерна, которые волнуют Джону примерно так же, как и сам Бьерн, хотя я ни разу так и не получила убедительного объяснения, почему они настолько его раздражают.

Иногда я думаю, не стоит ли за этой неприязнью к сводным братьям обычная ревность. Джона ведь был единственным ребенком, и он не привык делить маму еще с кем-то. Более того, Карл и Ивар живут со своими семьями в десяти минутах от Астрид и Бьерна. Они ужинают у них раз в неделю и проводят вместе все праздники.

– Я скучал по тебе, – бормочет он.

– Это потому, что ты не видел меня уже… сколько времени прошло? Три года?

Джона смущенно улыбается.

– Четыре.

– О, ты четыре года не видел собственную мать. Удивительно, что ты вообще узнал меня в аэропорту.

Ее тон нежен и игрив, а глаза искрятся, когда Астрид укоряет своего единственного сына.

И все же, на мой взгляд, в этих словах есть некая нотка горечи. Пусть у Астрид есть двое пасынков и пятеро приемных внуков, но Джона – ее единственный биологический ребенок. С тех пор как он в двадцать один год уехал из Лас-Вегаса на Аляску, с матерью встречался всего три раза – и один из них, чтобы увидеть, как она выходит замуж за человека, который ему не нравится. Три раза за одиннадцать лет! И, судя по всему, обе эти поездки в Осло сопровождались препирательствами и ссорами. В последний раз он вообще остался в гостинице.

Впрочем, четырехлетний перерыв с последнего визита – не совсем его вина. Джона собирался прилететь в Норвегию на прошлое Рождество, но отменил поездку, узнав о неизлечимой болезни моего отца. И опять же, отец умер в сентябре. Времени для повторного бронирования билетов было более, чем предостаточно, однако Джона предпочел остаться на Аляске ради Агнес и Мейбл – еще до того, как он предпринял ту внезапную вылазку в Торонто, чтобы вернуть меня в глушь.

И все же с тех пор, как он последний раз обнимал свою мать, прошло целых четыре года.

Обижается ли она на него за это? Да, она перебралась в Осло. Но Джона переехал