Чистильщик - Игорь Лахов

и всё оцеплено, чтобы незаметно вынести. Могли, конечно, после, но лично я на месте преступления в ближайшие сутки не светился бы.

Вот я дурак! Нет! Дебил и олигофрен в одной пробирке! У меня же есть собака! Ну… Почти собака! Такс! Он бы и пули найти помог!

— Специально не вмешивался, — раздался в моей голове голос духа-хранителя. — Не очень естественно получилось бы быстро найти эти кусочки свинца.

— А стволы? — также мысленно ответил я. — Можешь промониторить округу?

— Слишком много железа вокруг. Сбивает настройки, но кое с чем справлюсь.

— Господин Иванов! — уже голосом обратился я к следователю. — А где прятались свидетели?

— Думаете, барон, что они умыкнули оружие? Я тоже придерживаюсь этой малодоказуемой версии, поэтому пойдёмте в парадную, в которой эта парочка целовалась. Авось и улыбнётся удача.

Небольшая обшарпанная дверь, а за ней широкая лестница, провонявшая ссаньём и усеянная окурками. Да… Не самое подходящее место для романтической встречи. Зато очень удобное, чтобы наблюдать за улицей — грязное окно между первым и вторым этажом позволяет полностью видеть место преступления.

— Есть! — доложил Такс. — На третьем этаже дыра в стене, фанеркой прикрытая. Там три пистолета, в тряпку завёрнутые. Котом кастрированным буду, если из них недавно не шмаляли!

Сделав вид, что внимательно обследую лестницу, поднялся до третьего этажа и увидел фанеру, державшуюся на одном хлипком гвоздике. Отодвинул. Заглянул.

— Все сюда! Нашёл!

Взяв улики, мы поехали обратно в полицейский участок.

— Но как⁈ — не унималась Настя. — Как прямо из-под носа Жана могли забрать оружие⁈ Чертовщина, какая-то!

— Есть способы, — спокойно ответил Иванов. — Почти все преступления лишь на вид кажутся загадочными, а на самом деле состоят из определённых шаблонов. Даже такое. Если это то, о чём я думаю, то в участке нас ждут неприятные известия…

Следователь оказался прав. Не успели мы с ним войти в полицейский участок, как дежурный тут же отрапортовал.

— Беда, Михал Сергеич! Мы по вашему приказанию временно задержали свидетелей. Так девка переволновалась, и у неё эпляптичекий удар случился.

— Эпилептический? — переспросил Иванов.

— Так точно! Посинела, задёргалась! Бац на пол, и не дышит! От ведь горе… А кричала как, сердешная…

— Где тело⁈

— Там ещё и лежит. Наш врач сказал, чтобы ничего не трогали без вашего ведома.

— Эти двое со мной! Быстро показывай потерпевшую!

Да. Девушка действительно оказалась мертва. Вся кожа покрыта лопнувшими сосудами, лицо обезображено предсмертной гримасой боли. Страшная кончина. Но Иванов не стал обращать внимание на эти факты, а, наклонившись, сразу же оттянул ей веко.

— Что и требовалось доказать! — почти удовлетворённо произнёс он. — Видите⁈ Белки глаз красные, а сами зрачки имеют синеватый оттенок! Это Проникновение! Однозначно оно! Эй, где врач⁈

Немолодой, щуплый мужчина в халате появился быстро. Услышав про Проникновение, он не стал задавать лишних вопросов, а приказал двум дюжим полицейским перетащить труп к нему в кабинет. Потом следователь с врачом выгнали нас взашей, оставив куковать под дверью.

— Что за проникновение? — с дрожью в голосе спросила Настя, основательно проникшись моментом.

— Не знаю.

Вот тут я соврал. Будучи Безумным Генералом не раз встречался с таким и уже думал, что больше не встречу сь никогда. Некоторые виды Тварей могут захватывать мозг, полностью подчиняя личность бедняги себе. Некоторые одарённые тоже могут, но без последствий подобное для них не обходится. Так кто же вселился в свидетельницу? Тварь или человек?

Ответ на этот вопрос сейчас и ищут следователь с доктором. Уверен, вскрывают череп бедняжки. Через несколько часов её мозг станет обычным, а сейчас должен иметь либо зелёный, либо красный цвет. Зелёный — подчинила Тварь, ну а красный это человеческих рук дело. Даже не знаю, что и хуже…

Вышедший через двадцать минут Иванов, остервенело тёр руки тряпкой, пытаясь убрать с них кровь.

— Хреново всё, — пробурчал он. — Нужно поговорить со вторым свидетелем, пока не окочурился.

— С вами можно? — попросил я.

— Да чего уж теперь… Давайте.

Мужчина, к счастью, оказался живёхонек, и очень неплохо себя чувствовал несмотря на слегка встревоженный вид.

— Кто послал⁈ Отвечай, сука! — влетев, засандалил Иванов ему под дых. — Я всё знаю! Не смей отпираться! Твоя подельница раскололась!

— Ничего не знаю! Врёт Маруська! — заныл он, скрючившись на полу.

Недолго думая, следователь поволок мужичка в кабинет к доктору, и швырнул рядом со столом, на которой лежал труп.

— Хана твоей Маруське! Отравили её! Перед смертью призналась, что ты подговорил дружков благородного пощипать! Может, это ты её и траванул⁈

— Не я! И не моя она! Чё мне её укокошивать, если денег должна! Сказала, что после дела заплатит! Можь, и я отравленный? Ой, ё! Лечите быстрее! Уже живот крутит!

— Вылечим, если всё расскажешь. Только быстро! Часики твоей поганой жизни тикают!

— Маруську недавно знаю. Пришла, посулила хороший куш, если одного аристо на кукан поставим. Типа перед её крутым трахарем провинился, много бабок должен, а отдавать не хочет. Только чтобы всё шито-крыто. Я троих забулдыг из привокзальных выцепил за два пузыря водки шмальнуть по благородному. Отследили, каким маршрутом на хату обычно возвращается…

— Где пистолеты взял⁈ — снова заорал следователь. — Отвечай быстрее, пока ноги отниматься не стали!

— Маруська дала! У нас на такие «игрушки» денег нет! Сказала с ней в засаде остаться, а потом, если вдруг благородному повезёт, оговорить его правильно. Даже бумажку заучить дала! Ну, стоим мы с ней в парадной, пялимся. Забулдыги к этому шнырю подкатили…

А дальше не помню! Честное слово, не помню! Вдруг заснул! Открываю глаза, а на меня сонная Маруська пялится, буркалы свои трёт! Глядь в окно, а забулдыги неживые в кровище! Потом легавые… то есть полиция приехала, люди понабежали.

Тут Маруська и говорит, мол, пора денежки отрабатывать. Мы к полицейскому в оцепление. Сказали, стало быть, что на бумажке читали. А потом нас в участок и по разным камерам. Всё! Больше ничего не знаю! Лечите скорее! Ноги того! Слушаются плохо!

— Куда оружие дел после нападения⁈

— Не видел его…

— Этого запереть! — приказал полицейскому Иванов, резко потеряв интерес к допрашиваемому. — Пусть всё письменно изложит, если умеет. Хотя если читать научился, то и как писать должен помнить.

— А лечить? — взвыл мужик.

— Да кому ты на хер нужен? Нет дураков яд дорогой на такую падаль тратить. От дешёвого спирта подохнешь быстрее.

Отведя нас с Настей в пустое помещение, Иванов уселся за стол, достал из кармана помятую пачку сигарет и закурил.

— Ну вот, — вздохнул он, глядя на рукава пиджака в пятнах крови. — Совсем недавно купил и опять менять.

— Думаю, что графиня Достоевская покроет эти непредвиденные расходы, — подал я голос. — Что по Бельмондо?

— Сейчас оформим, и забирайте. Дело ясное. Только я бы радоваться на вашем месте повременил. Что-то не тянет это на покушение. Больше на подставу похоже, но тут уж разбирайтесь сами. И графиня ничего мне не должна. В данном случае я выполнял свою работу и ничего сверх того. Дело с Проникновением само по себе глухое, поэтому не беру плату за то, чего сделать не могу.

— Уверен, что сможете, господин следователь. Естественно, не просто так. Нужна вся информация по нападавшим. Всё, что сможете нарыть по ним, предоставите?

— Через два дня, барон Гольц. Эта шушера обычно как на ладони, только со многими мутными личностями контактирует. Нужно отфильтровать лишних. Идите. Я вас больше не задерживаю. Спасибо за неоценимую помощь следствию.

Жан вышел на свободу потрёпанный, взъерошенный, но с боевым блеском в глазах. Увидев его, Настя тут же кинулась бывшему узнику на шею и смачно поцеловала, совсем не стесняясь окружающих.

— Едем ко мне! — безапелляционно заявила она, прижимаясь всем телом. — Отдельную комнату обещаю! Я так соскучилась и испереживалась!

Кажется, я знаю, что с ней происходит. Тот же гормональный всплеск, что и у Анны. И уже совсем не кажется, а уверен, что Жан попал!

— Дружище, — отвёл я его в сторону, вырвав из цепких Настиных ручонок. — Прежде чем сделаете друг другу приятное не только на словах, обязательно переговори с её отцом. Полковник мужик серьёзный, и если застукает, то глаза тебе выколет… Твоими же оторванными пальцами. Усёк?

— Догадываюсь. Может, я лучше в общагу? Возбуждённую дароносительницу ни один запор на двери не остановит. Папа, тем более.

— Хрен тебе. Заварил отношения, хлебай! В случае чего