Леонид Утесов. Друзья и враги - Глеб Скороходов
Шрифт:
Интервал:
Драматург, как и Утесов, влюбился в свое создание. Не пропускал ни одной репетиции. И почти на всех спектаклях его видели в ложе дирекции. Тщеславие? Он даже на премьере не выходил на поклоны и всегда исчезал из мюзик-холла за пять минут до конца представления. Чтобы не искушать Утесова, пытавшегося не раз вытащить его на сцену. И случалось, упускал важные разговоры, что шли, когда публика расходилась.
Леонид Осипович в своей книге «Спасибо, сердце» оценил «Музыкальный магазин» лаконично: «Я думаю, за все годы существования нашего оркестра это была самая большая и принципиальная его удача». Это сказано в 1976 году. А в 1932-м пресса, вдруг глотнув глоток свободы после разгона РАППа, РАПМа и им подобных, с восторгом издевалась над недавними штампами, канувшими, казалось, навсегда в Лету: «Номер Утесова предельно оптимистичен. Отведав бодрящего ритма его труб, саксофонов и барабанов, посмеявшись над его веселыми остротами и жестами, хочется с двойной энергией и приняться за интернациональное воспитание детей, и строить силосы, и горячо помогать управдомам, и даже бороться с коррозией металлов!»
На одном из представлений побывал председатель Комитета по кинематографии Борис Шумяцкий. Утесов принимал его один, в своей гримерной. Председатель был настроен решительно:
– В кино пришел звук. Мы сделаем из вашего «Магазина» превосходную фильму! Американцы только такими и питаются. Надо лишь найти способ использовать тридцать герлс Голейзовского – с ними финал будет поэффектнее!
Утесов засомневался, получится ли из театрального спектакля картина.
– И сомневаться нечего, – наступал Борис Захарович. – Завтра же пришлю к вам лучшего оператора Москинокомбината Володю Нильсена и звуковиков из лаборатории Павла Тагера с их «Тагефоном». И начинайте не откладывая!
И на следующий вечер, сразу же после спектакля, в самом деле появилась съемочная бригада. С громоздкой звукозаписывающей аппаратурой, не менее громоздкими «дигами» – осветительными приборами, не только светившими, но и излучавшими жар, как из Сахары, самими осветителями, звуковиками, техниками и оператором с помощником. Зная вздорный характер Шумяцкого, все исполняли его приказы быстро и беспрекословно.
Прослышав о съемке, появились Эрдман и Арнольдов. Никогда ничего не режиссировавший в кино Арнольд Григорьевич предложил для пробы снять первую сцену спектакля – телефонный разговор Директора с Костей, длящуюся три минуты от силы. На нее ухлопали часа четыре! Взмокшие, разошлись по домам далеко за полночь, но бригада не потеряла энтузиазма и пообещала прибыть завтра на то же место в тот же час.
– Может быть, завтра снимете какие-нибудь музыкальные номера, – предложил Эрдман, смущенный показавшимся ему бесконечно длинным текстом сцены, который он несколько раз рвался сократить и который без привычной реакции зала стал вовсе не смешным.
С ним согласились и, когда на следующий вечер все собрались снова, решили снять эпизод с американским дирижером – оперные мелодии «Не счесть алмазов каменных» и «Я люблю вас, Ольга». И управились значительно быстрее, хотя Арнольд Григорьевич, проявив фантазию, изменил мизансцену, ввел для музыкантов и Утесова крупные планы и выдвинул гениальную идею: записать песню «Счастливый путь» отдельно, а затем снять финальный проход оркестра под готовую фонограмму – и мучиться не придется, и эффектнее будет картинка.
Эффектная картинка заняла тоже часа два, но через несколько дней все поехали на Потылиху, где за утлыми домишками окраинной деревни громоздился одинокий корпус еще не достроенного Москинокомбината – будущего «Мосфильма». С час ждали Шумяцкого, и, как только он гордо подъехал на потрепанном лимузине, начался просмотр. Реакция на увиденное оказалась неоднородной. Музыканты были в восторге и от себя, и от звучания своих инструментов. Утесов и Арнольд этого звучания как раз и не услышали. Эрдман посетовал, что не разобрал с экрана ни одного слова. Борис Захарович хранил гордое молчание.
– Поверьте, – обратился Утесов к нему, – я не меньше вас заинтересован, чтобы появилась хорошая музыкальная комедия. Но хорошая! А здесь просторная сцена мюзик-холла выглядит так, будто мы в камере, да еще в одиночной, – повернуться негде. И почему мы так сгрудились, что делаем, откуда взялся этот хлыщ в канотье, никому не понятно. Согласитесь, нужна не пьеса, а сценарий, что предназначен для кино, с иным размахом, в котором уместятся и тридцать герлс Голейзовского!
Шумяцкий долго молчал. И наконец заговорил:
– Из того, что показали сегодня, сделать короткометражку «Успехи опыта музыки в кино». – И объявил: – Все свободны, товарищи! Леонид Осипович, зайдите в кабинет директора.
– Ну что вы предлагаете? – спросил он, когда они оказались одни.
– Сценаристы у вас есть – Эрдман и Масс сделают это, – сказал Утесов. – Композитор тоже – лучше Дуни никого не найти, поверьте, я с ним работаю не один год. Оператора вы нашли сами. Вот режиссер... Арнольд отказался наотрез – он только начал новую постановку в мюзик-холле. Мне говорили, что есть такой молодой Александров. Он вернулся с Эйзенштейном из Северо-Американских Штатов, работал в Голливуде года три. Попробуйте его – ему и карты в руки. Уж он-то наверняка видел с десяток комедий с этими герлс.
Шумяцкий, которому не терпелось побыстрее получить первую советскую музыкальную комедию, согласился на все, даже на «фокстротчика» Дунаевского. Единственный, кого он отверг, был Лебедев-Кумач.
– Он крокодилец, но уже писал для меня прекрасные песни, – убеждал Утесов.
– Нет-нет, Ледя, и не заикайся! Нужен поэт с именем, а не «Крокодил». Я не хочу, чтобы бывшие рапповцы перегрызли мое непролетарское горло.
Утесов смолчал, но не заметить «потерю бойца» не захотел и затаил обиду. И вскоре после окончания московских гастролей в Ленинград в его двухкомнатную квартиру завалились Эрдман, Масс и Александров. И тут же принялись обсуждать будущий фильм.
– Вы хотя бы курили поменьше, – заглядывала к ним Леночка, жена Утесова. – Дым в четыре рта! Вам же дышать нечем.
Но ее никто не замечал. Засиделись допоздна. Масс отправился ночевать к друзьям, Александрова уложили на диван, Утесов с Эрдманом устроились валетом на семейной кровати.
– Коля, – не мог успокоиться Утесов, – а что, если...
– Завтра, – пробормотал Эрдман и мгновенно уснул – он умел отключаться.
Сценарные бдения продолжались три дня. И закончились благодаря Леночке:
– Ледя, у тебя же завтра концерт. Если не отдохнешь, не сможешь работать.
Компания, не мудрствуя лукаво, решила подбить бабки. Продавец Костя Потехин станет пастухом, поющим и играющим на рожке и скрипке, – на последней настоял Утесов. Девушку, в которую он влюбится, зовут Леночка, – принято единогласно. В основе сценария история Золушки. «Пастух станет звездой мюзик-холла! – это главный ход всех музыкальных комедий!» – убеждал Александров. Согласились со сценой драки джазистов на инструментах, позаимствованной у американцев из «Воинственных скворцов», учитывая, что у них дрались внемую, а у нас – под музыку Дуни! Трюк из чаплинской «Золотой лихорадки» с человеком, привязанным к собачьему поводку, заменив собаку коровой, приняли при одном воздержавшемся – Н. Эрдмане. Желание загнать Костю в клетку со львом, как у того же Чаплина в «Цирке», отвергли. Съемки проводить не только в павильоне комбината, но преимущественно на богатой натуре – на юге, где море и горы.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!