Посмертный портрет - Нора Робертс

От запаха и так выворачивало наизнанку, но Пибоди знала, что дальше будет еще хуже.

– Напрасно я съела по дороге хот-дог…

Ева уже взялась за крышку, но эти слова заставили ее обернуться и покачать головой:

– Ты ешь эту дрянь? Что с тобой?

– Они вкусные. К тому же это быстро.

Она сделала вдох, задержала дыхание и кивнула. Потом они вместе подняли тяжелую крышку.

Из контейнера вырвался запах смерти.

Она лежала ничком в отделении для органических отходов. Была видна лишь половина ее лица. Ева видела открытый зеленый глаз – ярко-зеленый, цвета бутылочного стекла. Она была молода и, должно быть, хороша собой.

Но смерть и жара обезобразили ее.

– Что они туда пихнули, черт побери? – Пул заглянул внутрь и тут же отшатнулся, закрыв рукой рот.

– Пибоди, звони. С минуты на минуту тут будет Надин. Она попала в пробку, иначе уже давно была бы здесь. Не пускай сюда ни ее, ни оператора. Она будет уговаривать, но ты держись.

– Там кто-то есть? – На лице Ремке не осталось и следа гнева. Он смотрел на Еву испуганными глазами. – Человек?..

– Мистер Ремке, идите к себе. И уведите остальных. Я скоро приду. Нам будет нужно поговорить.

– Я только посмотрю. – Он откашлялся. – Я мог бы… если это кто-то из наших соседей, я мог бы узнать… Я посмотрю, если позволите.

– Это тяжелое зрелище, – предупредила Ева, но махнула рукой и пропустила его.

Лицо Ремке было бледным, и все же он шагнул вперед. Потом на мгновение закрыл глаза и оскалил зубы. Его щеки совсем побелели.

– Рэйчел! – Он отпрянул, борясь с тошнотой. – О боже… О боже… Это Рэйчел – не знаю ее фамилии. Господи Иисусе, она работала в круглосуточном магазине на противоположной стороне улицы. Совсем девочка. – По щекам Ремке полились слезы, и он отвернулся, пытаясь скрыть их. – Двадцать, максимум двадцать один. Студентка университета. Она всегда занималась…

– Идите к себе, мистер Ремке. Я позабочусь о ней.

– Совсем девочка… – Он вытер лицо руками. – У какого зверя поднялась рука на ребенка?!

Ева могла сказать ему, у какого зверя. У самого злобного и опасного на свете. Но она промолчала.

Ремке подошел к Пулу.

– Пойдем. – Он положил руку на плечо ремонтника. – Пойдем в магазин, там прохладнее. Я дам тебе воды.

– Пибоди, полевой набор в машине.

Отвернувшись от трупа, Ева включила прикрепленную к лацкану видеокамеру.

– Ладно, Рэйчел, – пробормотала она. – Беремся за работу. Начинаем запись. Жертва – женщина. Белая, приблизительный возраст – двадцать лет.

Ева распорядилась оцепить место происшествия и расставила полицейских, которые не должны были пропускать за ограждение зевак. Засняв труп, контейнер и прилегающую местность, она выключила камеру и приготовилась лезть в контейнер.

Как раз в этот момент в конце квартала показался микроавтобус Семьдесят пятого канала. «Надин начнет дымиться, – подумала Ева. – И умрет от обезвоживания организма. Ждать придется недолго».

Следующие двадцать минут были просто ужасными.

Когда Ева вылезла наружу, Пибоди протянула ей бутылку воды.

– Спасибо. – Ева залпом выпила полбутылки, потом перевела дух, но так и не смогла избавиться от мерзкого вкуса во рту. Вторую бутылку она вылила на руки. – Пусть эти ребята немного остынут, – кивнула она на кулинарию. – Сначала мне нужно поговорить с Надин.

– Вы уже установили личность убитой?

– Да. Я запросила данные, и в картотеке нашлись отпечатки ее пальцев. Это Рэйчел Хоуард, студентка Колумбийского университета, работавшая неполный день. – Ева стерла пот с лица. – Насчет возраста Ремке не ошибся. Двадцать лет. Тащи мешок с биркой, – добавила она. – Проклятие, она так испеклась там, что я не могу определить даже причину смерти, не говоря о времени! Посмотрим, что скажут «уборщики», а потом передадим ее экспертам.

– Хотите начать поиск свидетелей?

– Подожди, пока я не поговорю с Надин.

Ева сунула Пибоди пустую бутылку и пошла по тротуару. Один из зевак хотел что-то спросить, но увидел выражение ее лица и тут же отстал.

Надин вышла из микроавтобуса, злая, как кошка.

– Черт побери, Даллас, сколько времени ты будешь меня мариновать?

– Сколько понадобится. Сначала мне нужно увидеть снимки. А потом отвезти тебя в управление и допросить.

– Нужно? Плевать я хотела на то, что тебе нужно!

Утро выдалось ужасное. Ева жутко вспотела, ее преследовал чудовищный запах из контейнера, а от завтрака, которому она так радовалась, осталось одно воспоминание. В душном воздухе стлался дым передвижного мангала, владелец которого сбивался с ног, обслуживая людей, толпившихся вокруг и жаждавших полюбоваться на чужую смерть.

Поэтому Ева и не пыталась сдержать гнев. Она злобно уставилась на свеженькую Надин, выглядевшую словно майская роза и державшую в холеных пальчиках чашку кофе со льдом.

– Отлично. Ты имеешь право хранить молчание…

– Что это значит, черт побери?!

– Ты являешься важным свидетелем в деле об убийстве. – Ева жестом подозвала ближайшего полицейского. – Прочитайте мисс Ферст ее права и проводите в управление. Она задержана для допроса.

– Да ты что, спятила? За что?!

– Скоро узнаешь. – Ева резко повернулась и пошла к судебным экспертам.

В кулинарии было прохладно и пахло кофе, копченым лососем и свежим хлебом. Ева выпила стакан воды, протянутый Ремке. Хозяин больше не напоминал готовую к старту ракету. Он выглядел измученным.

Ева по собственному опыту знала, что так часто бывает с людьми, ставшими свидетелями насилия.

– Когда вы в последний раз пользовались контейнером? – спросила она.

– Вчера вечером. Около семи, сразу после закрытия. Обычно кулинарию закрывает мой племянник, но на этой неделе он взял отпуск. Повез жену и детей в Диснейленд. Один бог знает, зачем.

Он оперся локтями о стойку и прижал ладони к вискам.

– Не могу выкинуть из головы лицо этой девочки. «И никогда не сможешь, – подумала Ева. – Будешь вспоминать его то и дело…»

– Когда вы открыли магазин?

– В шесть утра. – Он тяжело вздохнул и опустил руки. – И сразу заметил… запах. Я пнул контейнер. О боже всемогущий, пнул его, а она лежала там…

– Вы не могли ей помочь, но можете сделать это сейчас. Что было потом?

– Я позвонил и обругал оператора. Костелло и Минц пришли около половины седьмого, и мы сказали друг другу все, что об этом думаем. В семь я позвонил снова, потому что никто не явился, и страшно злился, пока не приехал этот Пул. Думаю, прошло около десяти минут. А потом я его стукнул.