Первая работа. Возвращение - Юлия Кузнецова

– Я зарыл клад под яблоней, а там гнездо малиновки, но я осторожно, чтобы её не спугнуть, а то она испугается и деток бросит, – тарахтел Гуся, пока тащил нас по садовой дорожке мимо кустов смородины. – Маш, хочешь лавызку?

Он протянул мне на ладони кубик фруктовой жвачки «Love is…». Я покачала головой, а Гуся всё равно засунул мне жвачку в карман джинсов.

– Шалун, – констатировала бабушка, – но сердечко доброе. – Но шалун, – повторила она, заметив, что Гуся сорвал ягоды смородины и швырнул в ворону, прогуливающуюся у грядки с петрушкой. – Машута, ты меня долго будешь томить? Рассказывай уже! Как поездка? Учёба как?

Что говорить, я прямо растаяла.

Шли мы медленно. Гуся то и дело отвлекался на лягушонка в траве, на жуков, которых он называл «пожарниками», и мы успели обсудить всё: и Роситу, и Исабель, и семью Рибаль, и даже чуррос, которые мне удалось в конце концов найти на горе Тибидабо.

– А клад – погремушка, – сообщил Гуся. – Красная сова с жёлтыми глазами.

– Это тёти Ани! – сказала бабушка недовольно.

– Ей нужна погремушка? – удивился Гуся, топая по дорожке вглубь сада.

– Теперь да, – мрачно сказала я.

– В смысле? – не поняла бабушка.

Тут до меня дошло: она ничего не знает! Как хорошо…

– Ну, как память, – выкрутилась я. – Тут же много всего такого. Что маме детство напоминает.

– Это правда, – откликнулась бабушка. – Вот на той скамейке под яблоней она сидела и готовилась к поступлению в институт. Всё лето просидела не вставая! Упорная у тебя мама…

Я кивнула и отвернулась. Мы обе думали об одном и том же. Мама не окончила институт из-за меня. Но никто не стал произносить это вслух – зачем?

Однако у меня всё равно испортилось настроение. Вечно я во всём виновата.

– Пойду погуляю по посёлку, – буркнула я.

– Я с тобой, – навязался Гуся.

Я вздохнула. Теперь мне захотелось обратно в Москву. Нет, лучше в Испанию. Обратно в самостоятельную жизнь.

Ни после прогулки, ни после бабушкиного пирога с чаем, ни после игры в «Монополию», когда я обыграла бабушку и Гусю, тоска моя так и не прошла. На следующее утро я настрочила письмо Хорхе. Сочиняла в обнимку со словарём – очень не хотелось ошибок в испанском наделать. Но не отправила: ещё чего, первой писать парням. Я не Татьяна Ларина.

Надо было и Любомиру ответить – он-то мне давно написал. Ему я, пожалуй, буду писать по-русски. Пусть тренируется в чтении.

Странное у меня вышло лето. Я помогала бабушке полоть огород, развлекала Гусю, гуляла под соснами, читала и сидела в интернете, но мыслями была в Барселоне. Время для меня как будто остановилось. Мне хотелось туда вернуться, как в волшебную страну. Вроде как в Нарнию. С одной стороны, мне проще: я же знаю, как в Испанию можно попасть. Просто накопить денег и купить билет. А в Нарнию попадаешь, только если ты там нужен. С другой стороны, Люси Певенси было удобно. Открыла дверцы шкафа – и уже в любимой стране. А я… сколько мне ещё ждать?

В те дни я постоянно думала об Исабель. Мне хотелось и ей написать, но возможные ошибки в письме к ней страшили гораздо больше ошибок в письме к Хорхе. Пока я только размышляла о разговоре на горе Тибидабо. О том, как обучение меняет человека изнутри. О том, какое это путешествие в собственный мир. И мне первый раз в жизни хотелось, чтобы поскорее кончилось лето и я могла заниматься с Даной (я надеялась, что она уже вернулась в Россию окрепшей и здоровой). Я решила, что буду стараться изо всех сих хорошо учить Дану, чтобы Ирэна пригласила меня заниматься с ней не два раза, а три. Денег будет больше, а значит, я смогу уехать в Испанию на всё следующее лето! Подальше от дурдома, который наверняка ждёт меня осенью в Москве…

– Ну что ты всё грустишь! – воскликнула как-то бабушка. – Давай лепить цзяоцзы! А внутрь положим монетку.

– А микробы? – поразилась я.

– Какие микробы, всё ведь варёное!

– А если я зуб сломаю?

– Надкусывай осторожно!

– Гуся точно кусать осторожно не будет. Проглотит! И получит заворот кишок.

– Для вас же стараюсь! – рассердилась бабушка. – Кто найдёт монетку, начнёт много зарабатывать. Старинная китайская примета!

– Мы не китайцы! И нам их примет не нужно!

– Ах так… Могу вообще ничего не готовить, – заявила бабушка. Правда, ушла всё равно на кухню.

Вот так мы и поругались. Я ужасно расстроилась и убежала в сад.

– Я с тобой! – как всегда, попытался навязаться Гуся.

– Нет! – рявкнула я, а чтобы он всё-таки не цеплялся, сунула ему свой телефон. – На! Поиграй!

В саду я села на мамину скамейку и подпёрла ладонями голову. Дело было, конечно, не в монетке и не в пельменях. И даже не в Испании, куда мне теперь хотелось всей душой. Нет, на самом деле я огорчалась из-за родителей.

Самое глупое, что тот разговор о ребёнке так и повис. Как гнилое яблоко на яблоне. Ходишь мимо, думаешь: сбить бы надо, чтобы остальные плоды не портило. А потом забываешь, переключаешься на какую-нибудь петрушку, которую бабушка просила нарвать к обеду. А гнилушка так и висит, покачиваясь, и червяковый хвостик из неё торчит.

Так и с нашим разговором. Я много раз хотела позвонить и объяснить маме, что дело не в том, будто я не хочу, чтобы в нашей семье кто-то родился. Я ещё толком не понимаю, хочу или нет. Принято хотеть. Ну ладно, пусть будет. Но я тогда о маме беспокоилась! О её здоровье! А она даже не оценила.

Я ведь сказала им правду. Я не просила сестру или брата. Это не значит, что я их не хотела! Это просто фиксация правды. Небо синее, трава зелёная, а я никого не просила.

Но они всё равно обиделись. Особенно папа. Он ещё потом, после работы, бурчал, что «можно было бы и потактичнее реагировать». Они с мамой на кухне разговаривали, а я слышала. Моего имени не упоминали, но я знала, что это обо мне.

Я поднялась. Сидеть на маминой скамейке больше не хотелось.

У малины – мягкие тёмно-зелёные листья. Как будто она и не собирается сдаваться осени. Хотя лето уже перевалило за половину.

Я рву ягоды и ем, рву и ем. Рот заполнен сладкой малиновой кашей. Вроде уже и не так грустно… Незаметно для себя объедаю целую ветку.

Ем только те ягоды, что успели потемнеть с одного бока или подсохнуть. Хорошие собираю в ладонь – для Гуси.

Набрала и усмехнулась: вот, уже привыкаю жертвовать лучшим для малышей. Этому – малину, а тому – комнату. И родителей. Хотя он ещё родиться не успел. Почему-то я называю будущего ребёнка про себя он. Мама ведь сказала: «Вроде бы мальчик». Хотя лучше бы девочка. Была бы славная, как Дана. Я бы её испанскому учила…