Серебряная дорога - Стина Джексон

– Лучше, если бы смогли показать, что между нами все нормально, – промямлила она. – Ради Лины.

Лелле помассировал виски:

– Нам надо будет держаться за руки? Тебе, мне и Томасу?

Анетт тяжело вздохнула в ответ:

– Мы увидимся в воскресенье. И, Лелле…

– Да?

– Ты же не ездишь по ночам?

Он закатил глаза к небу, где солнце пряталось за прозрачной завесой облаков.

– Увидимся в воскресенье, – буркнул он и отключил телефон.

Половина двенадцатого. Он проспал четыре часа в шезлонге после ночной поездки. Даже больше, чем обычно. Затылок чесался, и, запустив пальцы, чтобы помассировать его, Лелле обнаружил под ногтями кровь, вероятно, от раздавленного комара.

Он пошел в дом, приготовил себе кофе и, сполоснув лицо над раковиной, вытер его кухонным полотенцем. И тут же как наяву услышал протесты Анетт о том, что кухонные полотенца предназначены для фарфора, но никак не для грубой мужской кожи. И что Лину должна искать полиция, а не папочка. В тот день, когда исчезла Лина, Анетт хлестала его ладонями по щекам и кричала, что это он виноват во всем: ему нужно было удостовериться, что дочь села в автобус. Она била и царапала его, пока не удалось схватить ее за руки и прижать к себе изо всех сил. Потом она вся обмякла в его объятиях. Тогда они последний раз прикасались друг к другу.

Анетт искала помощи на стороне, пыталась получить ее от друзей, психологов и репортеров. У профессионального мозгоправа Томаса, казалось, только и ждавшего подходящего случая, человека, готового часами болтать со своими клиентками и трахаться с ними, словно это могло избавить их от проблем. Жена принимала снотворное и успокоительные таблетки, от которых взгляд ее мутнел и ее постоянно тянуло выговориться. Она создала страницу в Фейсбуке, посвященную исчезновению Лины. На этой странице она анонсировала всяческие встречи и писала посты, от которых у Лелле волосы вставали дыбом: подробности их личной жизни и подробности о Лине из тех, какие не стоило бы обнародовать.

Сам он почти ни с кем не разговаривал. Не имел на это времени. Ему требовалось найти дочь. Только ее поиски что-то значили для него. Поездки по Серебряной дороге начались уже в первое лето: он поднимал крышку каждого бака для мусора и копался в контейнерах, проверял заброшенные рудники и заболоченные участки, и все исключительно голыми руками. Дома он постоянно сидел в Интернете и общался на форумах, где абсолютно незнакомые люди излагали ему свои теории относительно Лины. По их мнению, девочка сбежала, попала под машину, наложила руки на себя, утонула, ее убили, похитили, заставили заниматься проституцией и так далее. Иногда попадались совсем уж безумные сценарии, но он в любом случае заставлял себя читать всё. И почти ежедневно звонил в полицию, кричал, что они не делают ни черта. Не мог ни спать, ни есть. Возвращался домой после очередной, порой продолжавшейся целые сутки поисковой экспедиции в грязной одежде, с царапинами на лице, о происхождении которых сам не знал. Со временем Анетт перестала мучить его вопросами. Пожалуй, он даже испытал облегчение, когда она покинула его ради Томаса, поскольку теперь он мог целиком посвятить себя поискам. Поиски – единственное, что у него осталось.

Лелле сидел перед компьютером с чашкой кофе. Лина улыбалась ему с экранной заставки. Воздух в комнате был тяжелый и затхлый. Пыль танцевала в лучах света, прорывавшегося сквозь щели в опущенных жалюзи. На подоконнике склонил голову мертвый цветок. Со всех сторон – грустные напоминания о собственной деградации, о том, как изменилась жизнь.

Он вошел на страницу в Фейсбуке, где Анетт выложила приглашение на бдение. Сто три человека поставили лайки, шестьдесят четыре участника оставили комментарии. «Лина, нам не хватает тебя, надежда никогда не умрет в наших сердцах», – написала одна из ее подруг, сопроводив стенание плачущими смайликами. Сорока трем пользователям комментарий понравился, включая Анетт Густафссон. Лелле стало интересно, собирается ли она когда-нибудь поменять фамилию. Он кликнул дальше, быстро прокрутил стихотворения, фотографии и сердитые реплики. «Кто-то знает, что случилось с Линой, пора тебе выйти из тени и рассказать правду!» – гласила одна из них, со злым краснощеким смайликом на конце. Девяносто три человека выразили одобрение. Двадцать написали комментарии.

Лелле закрыл Фейсбук. Каждое посещение оставляло тяжелый осадок на душе.

– Почему тебя нет в социальных сетях? – обычно ныла Анетт.

– Зачем? Чтобы рыдать вместе со всеми на глазах у целого мира?

– Но речь идет о Лине…

– Я не знаю, понимаешь ли ты это, но моя задача найти ее, а не скорбеть по ней.

Он пригубил кофе и вошел в Flashback. Там не появилось ничего нового относительно исчезновения его дочери. Последнее сообщение по поводу Лины, датированное декабрем прошлого года, написал пользователь, называвший себя «Искателем истины».

«Полиции следовало проверить, какие дальнобойщики находились на Серебряной дороге в то утро. Все знают, что это любимая профессия серийных убийц. Посмотрите данные по Канаде и США. Там каждый день пропадают люди в населенных пунктах, расположенных вдоль автострад».

Ни много ни мало, тысяча двадцать четыре поста от анонимных пользователей. В большинстве своем все эти люди склонялись к тому, что Лину уговорил поехать с ним и увез какой-то шофер до прибытия автобуса. То есть у них была та же теория, что и у полиции. Лелле обзванивал фирмы, занимавшиеся грузоперевозками, и спрашивал, какие водители были в их районе в то время, когда пропала Лина. Он пил кофе кое с кем из шоферов, осматривал их машины и передавал имена в полицию. Но никто из этой разношерстной компании, похоже, так и не стал подозреваемым, да и не видел ничего.

Полицейские не любили, когда Лелле начинал настаивать. Они ведь живут в Норрланде, на севере Швеции, а не в Северной Америке. Серебряная дорога вряд ли могла считаться «настоящей» автострадой с американской точки зрения, и у них, в Норрланде, отродясь не было серийных убийц.

Поднявшись из-за компьютера, он закатал рукава своей пропахшей сигаретным дымом рубашки, подошел к карте северного Норрланда, приколотой к стене, прищурился и посмотрел на вереницу булавочных головок в центральной части. Затем вернулся к столу, вынул новую булавку из ящика и обозначил место, где побывал этой ночью. Он не сдастся, пока не проверит каждый отрезок дороги, любое, пусть самое убогое и гнилое, человеческое жилище вблизи нее. Провел окровавленным ногтем по карте, прикидывая, какое захолустье посетит следующим, ввел координаты в мобильный телефон и потянулся за ключами от машины. Он уже и так потерял достаточно времени.

* * *

Глаза Силье восторженно блестели, как будто перед ними открылось море возможностей, как будто лачуга в лесу была божьим даром в ответ на ее молитвы. Голос ее резко прибавил в громкости, стал мелодичным и чистым. Слова лились непрерывным потоком, наталкиваясь друг на друга. Как будто она боялась, что у нее не хватит времени сказать все необходимое. Торбьёрн, казалось, наслаждался этим. Он сидел молча с довольной миной, в то время как Силье щебетала и щебетала. Поведала о том, как ей понравился он сам, а про усадьбу – что она прямо влюбилась во все, начиная с узоров на линолеуме и заканчивая цветастыми занавесками. Не говоря уже об окружающей природе, прям точно как в мечтах, которые она лелеяла все годы. Очень удачно приплела про мольберт и кисти. Поклялась создать свои лучшие работы с помощью необычайного ночного света в царстве тишины и покоя, где ее исстрадавшаяся душа наконец получила долгожданную передышку. Да-да, только здесь у нее появится возможность творить по-настоящему.