Арысь-поле - Анна Ривелотэ

— Симпатяга.

— Сынок мой, Эжен. В Марокко служит, за порядком следит.

Старик явно хочет сказать что-то еще, но не решается. Я беру фото и присаживаюсь на край кровати.

— Очень похож на вас.

— Просто копия… Послушай, Рири, у меня к тебе дело. Приехать он обещался в этом году на Рождество. Ну а сегодня как раз сочельник. Я за его здоровье и выпил… Жду вот, специально домой полз, не успеть боялся.

— Нет, папаша, и не просите, мадам Жанин мне голову оторвет, если узнает, что я на стороне прирабатывала. Идти мне пора. Спасибо за выпивку и счастливого Рождества.

— Не уходи, дочка. Мадам Жанин ничего не узнает. У меня и деньги есть, спрятаны. Все по-честному оплачу, ты только останься. Представь, какой парню сюрприз будет! Ты же все по первому классу сделаешь, я не сомневаюсь.

Я мешкаю с уходом. В конце концов, мадам Жанин меня не ждет. Она решит, что я осталась с Жужу у ее матери. Папаша Ноэль запускает руку куда-то под тюфяк и извлекает мятые банкноты. А говорил, нечего красть. Какая беспечность в этом жесте, а ведь наверняка на смерть копил. Всю свою долбаную жизнь копил на смерть. Он привстает и всовывает деньги мне в руку.

— Ты ведь дождешься, ты ведь уже согласна. Эжен тебе понравится, он настоящий красавец, наверняка в Марокко все бабы от него без ума, но парижанки — это парижанки, нечего и сравнивать. Не уходи только никуда, а я пока вздремну часок.

Рири зачем-то начинает раздеваться. Она ложится рядом на кровать — худая, как селедка, корсет в серую полоску, слентами, чулки на подвязках, батистовые панталоны с разрезом в шагу. Она замерзнет, непременно замерзнет, эта ночь будет долгой, а у меня давно нет ни угля, ни дров. Она прихлебывает из бутылки, ведь это тоже недурное топливо, если уметь им пользоваться.

Папаша Ноэль закрывает светлые мутные глаза. Он сипло дышит, и я расстегиваю ворот его рубашки. Если сбрить его клочковатую бороду, можно будет заметить, что на самом деле ему не больше сорока пяти. Если присмотреться к фото, можно будет понять, что оно слишком старое, пожелтевшее и потрескавшееся. Если сложить все это вместе, можно будет догадаться, что солдат не годится Ноэлю в сыновья. Так вот, значит, как тебя зовут, папаша Ноэль. Что ж, за знакомство! Я засовываю деньги обратно под тюфяк. Мы долго лежим молча, просто лежим рядом. Мы ждем молодого Эжена, который никогда не вернется. Но если в рождественскую ночь случится чудо — ведь так бывает, — то я сделаю все по первому классу.

За ужином в «Санта-Фе» у тебя зазвонил телефон. Ты со вздохом нажал прием и сказал, что на совещании. Я вылавливала креветки из салата, напоминавшего гербарий. Ты отложил мобильный, прикрыл глаза рукой и пожаловался на страшнейшее дежавю.

Когда мы сидели в «La Marе́e», поедая улитки, я спросила, почему мне нельзя звонить тебе, когда ты у нее. Ты сказал: «Потому что она считает меня своей собственностью и это продлится еще какое-то время». «Комплимент от шеф-повара», — объявил официант, ставя перед нами рюмки с кокосовым супом. Я сказала: «Просто перестань спать с ней, и она перестанет считать тебя своей собственностью». Были еще морские ежи и устрицы, но они были нехороши.

Потом мы обедали в «Куполе», и ты спросил, не беспокоит ли меня будущее. Я ответила: «Нет, не беспокоит». Мы оба заказали пасту, ты — белую с грибами, я — черную с кальмарами. Моя была на грани съедобного; с виду она здорово походила на кровельное покрытие. Я сказала: «Люди делятся на три типа. Одних мучает прошлое, других — настоящее, третьих — будущее. Меня мучает прошлое, поэтому о будущем я не беспокоюсь». «Это здорово», — сказал ты, и тебе принесли самое невкусное в мире сорбе. «А почему ты спросил?» — поинтересовалась я. Ты ответил, что мог бы меня успокоить, но раз и так все хорошо, то ты очень рад. Я сказала: «Все станет еще лучше, когда у нас с тобой будет достаточно общего прошлого». Гаже всего, что в пасте была вареная морковь.

«Ты такая хорошенькая после трех коктейлей», — признался ты в «Недальнем Востоке», отставляя тарелку с панцирями лангустинов.

«Поласкай мою грудь», — попросила я в «Шатуше» в ожидании говядины, жаренной в воке.

Я засунула твою руку себе в трусики в «Goodman» еще раньше, чем успела заказать филе миньон.

А вчера я попала под проливной дождь, торопясь на встречу в «Blue Elephant». От мокрого кардигана несло псиной, тушь поплыла. Ты был такой невероятно красивый — должно быть, оттого, что успел от меня отдохнуть. Между нами стояли пахучие и хрустящие тайские закуски. А есть-то, есть и не хотелось совсем.

Колесо любви катится по разным дорогам, но никогда не останавливается. Тебе кажется — вот уже все, дальше нет ничего, а это только перекрестки тебя путают.

Пока ты растерян и чувствуешь себя нищим и злым, оно катится помимо твоейволи и разумения, настойчиво, непрерывно.

Оно ведет тебя в иные пределы, туда, где солнечный свет выбивает слезы из глаз и куда ты никогда не надеялся попасть.

Все безверные и отчаявшиеся, я дело вам говорю, колесо любви катится по разным дорогам, но никогда не останавливается.

Если есть место, которое ждет тебя и зовет, место, где тебе несбыточно хочется оказаться, — ты непременно там окажешься.

Иногда приходится потратить уйму бестолковых лет, чтобы понять такие простые вещи.

И преклонить колени в знак чистого восхищения Силой, что однажды привела в движение это колесо.

В той точке, откуда вдруг становится виден его нескончаемый путь.

Мир преподносит нас в подарок друг другу, и перед этой щедростью мы беззащитны, как дети.

Бесхитростные и голые, мы смотрим друг на друга и не можем наглядеться.

Хотя глаза наши горьки от прожитого, мы согласны верить, снова согласны.

Потому что такова наша удивительная человеческая природа.

Господи, мы возлюбленные чада Твои и ничего не желаем видеть, кроме красоты.

Мы готовы бежать на край света, не переводя дыхания, только пусть катится колесо.

* * *

Я люблю Тео. Крошечный грек зашел ко мне на вечеринку и не смог от меня уйти, остался. У него мальчишеское тело и острая косичка. Я люблю его уже три недели, и каждый раз, когда я открываю ему дверь, его красота разбивает мне сердце.

Мы идем в клуб слушать блюз. Я надеваю узкое платье на голое тело, чулки в сетку и сапоги с черепами. Я хочу, чтобы все мужчины ему завидовали. В клубе мы пьем и играем в пул. Я представляю, как он раскладывает меня на бильярдном столе, и чувствую, как течет по ногам, течет прямо в роскошные сапоги с черепами. Мы бросаем партию и едем ко мне домой. Я танцую для него под Диаманду Галлас, и пока я танцую, он проживает целую жизнь. Потом мы целуемся у окна, отражаясь в оконном стекле и трех зеркалах, и Тео снимает с меня мокрые чулки в сетку.