Умереть в любой день после вторника - Картер Браун

— Спасибо. — Голос Сони не дрогнул. Она полностью владела собой.

На полдороге я вспомнил, что позабыл лист бумаги с записью имен и адресов его бывших жен. Поэтому направился назад, к его артистической уборной. Дверь была неплотно притворена. Я коротко постучал, а затем широко распахнул ее.

Сэм Сорел стоял на коленях возле стула, на котором сидела блондинка. Она приспустила платье до талии; эти лямочки в палец шириной сейчас бессмысленно покачивались. Прижав голову Сэма к своей обнаженной полной груди, Соня слегка покачивалась. Сорел больше не плакал. Его глаза были закрыты. Изрытое скорбными морщинами лицо выражало полное умиротворение. На секунду глаза Сони встретились с моими, затем она кивком указала на сумочку, лежавшую на маленьком столике возле нее. Я на цыпочках пересек комнату — как некий актер, случайно попавший не туда куда нужно в момент ответственной съемки важной сцены в кинофильме, — вынул лист с нужными записями из сумочки и направился к выходу.

Соня коротко улыбнулась мне на прощанье. Одной рукой она нежно поглаживала голову Сорела, еще крепче прижав ее к своей груди. Серовато-зеленые глаза блондинки излучали подлинную кротость и спокойствие.

Она походила на мадонну, дарующую утешение каждому, и особенно тому, кто все еще остается в душе испуганным ребенком.

Самое невероятное заключалось в том, что и полунагая, обнаженная до талии, Соня вовсе не выглядела сексуальной.

Было яркое, солнечное утро, туман быстро рассеивался. Я только что ухитрился найти щель на автостоянке перед отелем в стиле модерн для моей машины с открывающимся верхом. Миновав в вестибюле с полдюжины энергичных служащих, поголовно оснащенных значками с изображением какой-то электронной фирмы, я понял, что и в прогрессе есть своя рутина. И я не удивился бы, удостоверившись, что и этот вечный, надоевший всем до чертиков обычай постоянно крутиться среди одних и тех же людей, которых вы ненавидите, входит в ту же рутину.

Внутри помещения почти никого не было. У фонтанов, окруженных кактусами и выбрасывавших струи воды, был такой вид, словно их только что отмыли и почистили. Прогуливаясь в вестибюле отеля между колонн, я обнаружил, что по одну его сторону располагаются небольшие и модные магазинчики. Почти сразу же я нашел то, что искал. «Бутик Линды» — возвещали над входом крупные светящиеся буквы с замысловатыми завитушками. Внутри магазинчика, казалось, покупателям предлагали все, начиная от элегантного вечернего платья и кончая миниатюрным шелковым одеянием, которое более походило на блузку, чем на платье. Очень эффектная брюнетка лет тридцати пяти появилась из задней комнаты. Она направилась ко мне с профессионально-приветливой улыбкой на лице.

— Чем могу служить? — любезно спросила она. У брюнетки был глубокий и очень приятный голос.

— Я бы хотел повидать владелицу этого заведения, сказал я.

— Я Линда Гейлен.

— Вы совсем не похожи на домоседку, привязанную к семейному очагу! — искренне воскликнул я.

— Как это? — удивилась она, приподняв брови.

— Так описывал вас ваш бывший муж, — охотно пояснил я. — Может быть, у него плохое зрение?

Ее блестящие от лака густые черные волосы прекрасно сочетались с продолговатым овалом лица. Темно-карие умные глаза были широко расставлены. Я обратил внимание и на ее рот — красивой формы и без намека на чувственность. На хозяйке магазинчика было нарядное шелковое платье в коричневую и оранжевую полоски, которые весело переплетались на ее полной груди, подчеркивали узкую талию и стройные бедра. Судя по ее виду, эта молодая женщина куда лучше смотрелась бы где-нибудь в Акапулько, нежели перед кухонной раковиной, за мытьем посуды.

— Сэм? — Ее улыбка перестала быть профессиональной и стала просто улыбкой. — Вы знаете, как смешно! Я даже не вспоминала о нем в последние четыре или пять лет.

— Однако не забывали ежемесячно получать свои алименты?

— Конечно нет. — Ее глаза холодно блеснули, оценивая меня. — Вы его адвокат, мистер?..

— Холман, Рик Холман, — представился я. — Тот самый парень, который пытается установить, кто из его бывших трех жен собрался убить его.

— Вы полицейский? — пожелала уточнить Линда Гейлен.

Я отрицательно покачал головой.

— Сэм снова наверху, обрел прежнюю славу, — пояснил я. — Если бы он обратился в полицию с подобными проблемами, то получил бы нежелательную известность, которая только навредила бы ему.

Так вы что-то вроде частного детектива, мистер Холман?

— Можно сказать и так, — согласился я. — Нельзя ли нам поговорить немного о Сэме? Дело в том, что кто бы ни хотел убить его, даже имея, возможно, на то основания, Сэм просто не может себе представить, за что такого славного парня, как он, можно желать убить.

— Что ж, в это время я обычно пью кофе, — прервала она меня. — Вы можете приписать эти расходы к счету Сэма, мистер Холман. — Брюнетка повернула голову и окликнула:

— Андреа!

— Да, дорогая? — Из задней комнаты появилась изящная блондинка с длинными прямыми волосами, ниспадавшими почти до самой кромки ее крошечной юбчонки.

— Я собираюсь выпить кофе, — обратилась к ней Линда. — Ты могла бы побыть в магазине в мое отсутствие?

Блондинка, откинув волосы с лица, с надутым видом некоторое время рассматривала нас обоих.

— Ты уходишь надолго? — наконец спросила она.

— Минут на двадцать, — отрывисто бросила Линда голосом хозяйки заведения. — У меня есть дело, которое я должна обсудить с мистером Холманом.

Через пару минут мы уже сидели в кафетерии отеля. Линда Гейлен заказала сливки к кофе, — может быть, ее бедра и не нуждались в строгой диете? — и удобно устроилась на своем стуле.

— Вы сознаете, что только что поставили под угрозу мою репутацию? — Она старалась говорить небрежно и насмешливо, но у нее это плохо получалось. — Я теперь безнадежно скомпрометирована, поскольку в это замешана Андреа!

— Полагаю, у нее есть и свои проблемы, — шутливо заметил я. — С такой копной волос, которая закрывает лицо, она, должно быть, представляет угрозу для транспорта.

— Из-за юбчонки, урезанной до пупа, она еще более опасна, если за рулем сидит мужчина. — Линда пожала плечами и резко сменила тему:

— В моей голове все время крутится одна и та же фраза: «Домоседка, привязанная к семейному очагу». А что еще Сэм говорил обо мне?

— Он говорил, что вы слишком заботились о домашнем комфорте и удобствах, — процитировал я. — Затем начали придираться к нему, причем обычно вязали, когда нападали на него. Клик! — звякали спицы, ни на секунду не умолкая. Клик! — и ваш язык тоже работал, не умолкая. Клик! И Сэм наконец не вытерпел, вышел через входную дверь и больше не вернулся.