Инстинкт № пять - Анатолий Королев

Только тут я заметил, что мои руки действительно испачканы глиной.

Как это понимать?

Больше никаких следов лесной тропы не обнаружилось. Костюм был как новенький, даже гардения безмятежно белела в петлице пиджака. Даже ботинки блестели лаком и чистотой, а ведь им так досталось от камней, корней и глиняной жижи!

Я открыл серебристый кран в маленьком умывальнике и тщательно смыл грязь теплой струйкой воды. Взял полотенце. Я пытался банальностью движений и жестов заговорить кошмар. Тщетно! Наоборот, я чувствовал, что буквально стою на краю гибели, что жизнь моя висит на волоске.

Я караулил спиной свет лампы, зонтик на сиденье, сумочку с пистолетом внутри. Я сторожил упавшую книжку с картинками, не решаясь ее поднять. Даже полотенце в руках казалось тонкой завесой бездны. Один миг — и ткань прянет огнем в лицо.

Не дергайся, внушал я себе, соблюдай величайшую осторожность.

Прошли чередой несколько томительных минут, прежде чем я решился на риск выглянуть из купе в коридор. Я сделал первый шаг в сторону двери и чуть было не угодил ногой в уголек, тлевший на ковре! Тот самый уголек от стрельнувшего полена, который вылетел из очага под кровать Людоеда. Вот так номер! Не веря глазам, я наклонился над кровожадным камешком. Он все еще курился сизым волоском ужаса. Не может быть! Я послюнявил палец, тронул едкую красноту — ожог! — и от испуга раздавил уголек подошвой.

На ворсистом ковре остался след казни — черная роза из угля.

Сначала ничего не случилось.

Выглянув в пустой коридор, я повертел головой, цепко осматривая багровую длину ковровой дорожки и очередь закрытых дверей. В спальном вагоне царил общий сон и полумрак розовых бра. На вагонном окне напротив меня слегка трепыхалась белая шторка, собранная в струю и вдетая в кольцо из широкой бронзы. Даже столь малый шелковый трепет пугал мое сердце. Собравшись с духом, я сначала шагнул на дорожку, затем к окну. Все в порядке! Я придвинул лицо к своему тревожному отражению в черном стекле — поезд шел вдоль горного склона, заросшего мертвым папоротником. Снег отступил вверх по отрогу. Дорога была обнесена железными перилами, на которых висели крупные серьги ночной влаги.

Тут вдали звонко щелкнула вагонная дверь — точь-в-точь как застежка на роковой сумке! И в дальнем конце кровавого коридора показалась фигура молодой женщины. Я замер. Она легко и уверенно шла в мою сторону. Это была она, хозяйка лаковой сумочки с золотым револьвером на дне. Я сразу узнал ее по фотографии, которую видел в заграничном паспорте. Девушка шла совершенно спокойно, вращая ключ от купе на указательном пальце. Но почему-то от ее приближения кровь стыла в моих жилах, словно у связанной овцы, которая видит, как сверкает нож в руке пастуха, когда он заносит клинок над жертвой. Ах да! На незнакомке были брючки из черного бархата, такого же вязкого чернильного цвета, как залоснившиеся штаны Людоеда. Почуяв мое напряжение, она невозмутимо поймала меня на прицел наступающих глаз.

— Но ты же не закрыл ее сумочку, идиот! — прогремело в моей голове. — И книжку забыл на полу! — добавил я от себя.

Я кинулся обратно в купе, схватил сумочку, попытался закрыть замок, но! Сумка падает на пол, я наклоняюсь, чтобы поднять, налетаю головой на столик и теряю сознание.

И вот я снова плашмя лежу на полу проклятого купе. Надо мной, опустившись на корточки, роковая незнакомка — она скорей озабочена, чем напугана моим положением.

— Эй, месье! Вам плохо?

Я не могу повернуть языком — настолько силен шок от потрясения.

Страх держит меня в зубах, как кошка — пленную мышь.

— Вы можете встать?

Я не отвечаю, я не пытаюсь даже привстать, потому что она, кажется, сочувствует незнакомцу. И надо же — мне приятно видеть ее волнение.

— Это мое купе, месье. Мое!

Всей спиной я чувствую, как сладко подрагивает поезд на рельсах. Сейчас я готов выносить такое наваждение. От слов незнакомки я мысленно вздрагиваю всей кожей, словно на меня брызжет смола от горящего факела из смолистой фокидской сосны. Я понимаю, что не в состоянии ничего объяснить, и молчу полным идиотом, хлопая глазами.

— Вы жулик? Воруете в поездах?

Я вдыхаю уже знакомый аромат вечерних духов с льдистой ноткой жасмина. На девушке атласный жилет и свитерок, заправленный в черные брючки из бархата с широким ремнем на массивной пряжке. Вокруг шеи — нитка жемчуга. У нее глаза молодой дриады, в которых всегда отражается лучезарная от солнца листва… Право, она хороша собой.

— Вы говорите по-французски?

Я понимаю, что наконец вижу перед собой цель, смысл и причину всего того, что со мной происходит, что вот она — тайнодвигатель всей моей нынешней жизни. Юная парка, прядущая грозовую нить судьбы.

И не она, а я должен спрашивать: кто я? Как мое имя? Что я здесь делаю?

— Да кто вы в конце концов?!

— М-м-м… — мычу я в ответ, с трудом ворочая чужим языком, — простите, я много выпил.

Я впервые слышу свой собственный голос, клянусь, голос мне незнаком. Кроме того, я отвечаю по-английски.

И вижу по глазам — она мне не верит. И тут же принюхивается.

— От пьяниц пахнет вином, — говорит незнакомка с явным сомнением.

И вдруг темнеет лицом.

— Ты рылся в моей сумочке, гад!

Заметила! От гнева черты ее лица меняются самым непостижимым образом: чистый лоб убегает назад голым бесстыдным языком глубокой залысины, пурпурные губы превращаются в жестокий мужской рот с золотыми зубами. Мочки ушей отвисают индюшачьей мошонкой, на глаза мрачно наползают голые, как у ящерицы, веки… Она стареет на глазах! Страшное лицо античного рока плывет над бездной: земля же безвидна и пуста.

Бог мой!

Напротив меня стоит генерал.

Он властно похлопывает по моим щекам требовательной рукой.

— Очнись, Герман!

Я с облегчением оглядываюсь — знакомая комната для учебных атак залита светом мощной бестеневой лампы. Я сижу там, где и был, — в медицинском кресле; мои кисти надежно схвачены эластичными петлями для рук. Я живым вернулся с того света.

Лицо генерала выражает досаду и нетерпение. Увидев, что я очнулся, он оттягивает жестким пальцем нижнее веко, изучая сетчатку глаза.

— Ты узнал ее имя? Ну! Отвечай же!

И тут я все вспомнил.

И был вечер, и было утро: день один.

Я не знаю, почему моя жизнь висит на волоске.

Но я всегда твердо знала одно: что могу положиться только на себя

Мне всегда не везет.

Если я забываю зонтик, обязательно хлынет проливной дождь.

А если я его не забуду, то обязательно потеряю в конце дня, потому что — как нарочно — дождя не будет. Мои бутерброды всегда падают на пол намасленной стороной, а если я надену новенькие колготки — обязательно напорюсь на гвоздь. Когда я меняю валюту в банке — бац! — обязательно хотя бы один мой бакс будет фальшивый. Если я беру на дискотеке у лоха пару колес экстази, то непременно обе таблетки окажутся американским аспирином, а лох — шустрым малым. А если я выбираю в кондитерской трубочку с шоколадным кремом, в ней, как назло, нет крема. Ну все по закону подлости!